Она сдержанно рассказала о том, как очнулась во время томографии в лаборатории реставрации Вейлера. Как статую Будды с ней внутри украл Сэм с подельником. Ему нужны были деньги, и он, не задумываясь о последствиях содеянного преступления, отнес ее в подвал клиники Мейсена. Как непонятно откуда взялись силы, чтобы выбраться из саркофага, выползти в коридор, где ее нашла Мэгги. Как Мейсен ее лечил, он и сам знает. Потом в клинике появились Сэм и Томас, видимо, по поручению Вейлера. Она без колебания сообщила Мейсену интерес Вейлера к ее персоне, а именно: на дне статуи был свиток, на котором указывалось, что она знает часть секрета эликсира бессмертия, а остальная часть имеется в монастыре. Сделать полный состав эликсира, значительно удлиняющий жизнь, можно, соединив ее знания с данными из части рецепта, хранящегося в монастыре. Как она поняла, этот полный рецепт и нужен Вейлеру, для этого он отправил сюда своих сотрудников. Потом рассказала, как Сэм обнаружил сходство ее черепа на томограммах, сделанных в клинике и в лаборатории реставрации, и собирался сообщить об этом Вейлеру, а Томас пытался отсрочить этот факт. Как сбежала, чтобы окончательно вспомнить прошлое и разобраться в том, что делать.

Она невероятно устала, рассказывая это все Мейсену. Горло пересохло, хотелось пить, плакать, бросить чем-то в голову безучастного доктора Мейсена, который смотрел на нее абсолютно отстраненно.

– Ты думаешь, меня интересует бессмертие? – сказал, наконец, Мейсен.– Возьми воды, напейся. Вижу, устала говорить. Мне наплевать на него, я и так живу иногда с трудом. А почему ты пропустила момент и не рассказала причину, по которой оказалась в статуе Будды? Я понял, ты его намеренно пропустила, а это, видимо, важно.

– Это касается Вас, доктор, – сказала, вернее уже прохрипела Айя, голос окончательно пропал, – и это в какой-то мере касается проблемы Китая. И это надо обсудить тоже.

– А вот это поинтереснее бессмертия. Пойдем в твою палату, отдохнешь немного. Я в нее никого не селил, знал, что ты вернешься. Думаю, этот разговор куда более содержательный и серьезный. Ты, кстати, выглядишь прекрасно. Пойду, скажу за это спасибо Мэгги. Думаю, она в сестринской.

Они вышли в коридор и уже на подходе к палате им встретился Томас. Айя вздрогнула и опустила голову, не зная, что говорить. Зато Мейсен быстро нашелся.

– Ты ее не видел, – произнес он. – Если доложишь о встрече Вейлеру, то клянусь – забальзамирую тебя сам, конечно, посмертно.

И он улыбнулся так, что Томас покрылся красными пятнами.

Они зашли в палату. Там все было так, как в день побега. Даже ее чистый халат висел на вешалке.

– Отдыхай. Планшет при тебе. Смотри, даже запирать тебя не буду. Попрошу принести тебе чаю с мятой. У меня сейчас важный терапевтический сеанс, буду часа через полтора.

Она опустилась на кровать. В голове крутилось: разговор не окончен. Бессмертие его не интересует, надо же. А вот он сам, понятно, интересует. А проблема Китая? Если ему это не интересно, то придется тормошить Вейлера, а она ему доверяла еще меньше, чем Мейсену. С другой стороны, с ним ясно: поездка – эликсир. Товар – деньги. Проще. Тогда почему пошла к Мейсену? Ведь наоборот, стоило бежать от него, вернее, от того, кто внутри, глубоко внутри доктора.

Дверь дернули, и она резко открылась. Кто-то не рассчитал силы или считал ее закрытой. На пороге стоял Томас. Лохматый, с каким-то странным блеском в глазах, он подскочил к привставшей с кровати девушке. Кинулся было обнять ее, потом отскочил, потом упал на стул и начал говорить, путаясь в словах:

– Я сошел с ума, Айя. Без тебя я стал ненормальным. Вот так. Но главное – ты цела. Ты жива и еще более красива, чем была. Моя жизнь напоминает жизнь человека, спешащего к обрыву, чтобы по собственному безудержному желанию броситься в пропасть. Все мои чувства и мысли вышли из-под контроля. Вернее, они сконцентрированы на тебе, и я теряю над ними власть. Я одержим мыслями о тебе: где ты, как ты, жива ли. Что мне делать, Айя? Я думаю, ты богиня. Правда, правда, я в этом уверен. Простая девушка не могла бы привести меня в то состояние, в котором я сейчас. На арабском имя «Айя» значит «чудесная, изумительная, прекрасная, особенная», а в переводе с греческого – это «святая». В тюркской традиции «Айя» означает «лунный свет» или же «воздух» (ауа), а по-китайски – это любовь.

– Ты все придумал, Томас, – шепотом сказала девушка. – Меня зовут Син Цы, а вовсе не Айя. Ты все придумал про меня, как Мейсен придумал мне имя.

– Нет, такое придумать нельзя. Неужели ты ничего не чувствуешь? Посмотри на меня.

Он схватил ее за руку. Ее пальцы дрожали.

– Айя, не бойся, никогда не причиню тебе зла. Защищу от них.

И вдруг он произнес с отчаяньем:

– Ты любишь его, Мейсена. Да? Скажи, любишь?

Она покачала головой в ужасе от напора слов и эмоций парня. Они захлестывали ее разум и не давали сосредоточиться.

– Он недостоин тебя. Он бабник. Он спал с половиной пациенток. Он вообще не умеет чувствовать. Понимаешь, не умеет.

– Томас, прекрати. Твои эмоции действительно вышли из-под контроля. Успокойся. Дай мне прийти в себя. У меня сейчас был и будет тяжелый разговор с Мейсеном. Мне хорошо, когда ты рядом, я не обманываю, но я уеду. Мне необходимо вернуться. Тебе туда нельзя.

Замолчали и сидели в ожидании чего-то. Он так и держал ее за руку и гладил хрупкие пальцы, не в силах отпустить их. Руки были потными и дрожали. Он чувствовал внутри себя непреодолимое желание то ли бежать, то ли драться, так как безумный прилив сил разрывал его, делая способным на невозможное.

Мейсен вернулся раньше, чем обещал, и застал перевозбужденного парня и встревоженную, почти испуганную девушку. Сразу оценил ситуацию, увидел чувства мальчишки, которые светились, как сверхновая, и сказал:

– Мальчик, ты знаешь, кто она? Знаешь? Понимаешь, что это уже не детские игры? Бессмертие – своеобразная дама, она дорого стоит, и ты можешь погибнуть, как песчинка, на ее дорогах. Найди себе обычную девушку. Айя уедет и не вернется сюда никогда, ты же знаешь. К нам уехавшие не возвращаются. А любовь проходит со временем, и многие вскоре говорят: «Да здравствует любовь. Новая любовь». Я говорил эту набившую мне оскомину истину многим девушкам в клинике. Не парням, но разницы никакой. Просто