В начале 1940 года военно-технический совет при начальнике Главного автобронетанкового управления генерале Н. А. Лебедеве рассмотрел докладную записку Мугалева и заслушал его доводы. Совет вынес решение, что наземные тральщики танковым войскам не нужны, и предложение конструктора о продолжении работ по тральщику отклонил…
Возвратившись в академию, Мугалев зашел к секретарю партийного комитета А. И. Севко. Это был молодой, но вдумчивый и опытный партийный руководитель. Выслушав товарища, он посоветовал:
— Ты остынь малость, Павел Михайлович, глубже продумай вопрос и учти сложившуюся ситуацию. Потом вернемся к нему. При случае доложу о твоей работе начальнику инженерных войск Красной Армии генералу Воробьеву. Он ведь бывший начальник вашего факультета и хорошо знает тебя.
Но с этим не согласился присутствовавший при разговоре член парткома Д. И. Шор:
— Мне звонили из ГАБТу, я в курсе дела. Считаю, что мимо деляческого уклона Мугалева нельзя проходить, и оставляю за собой право поставить этот вопрос на обсуждение партийного собрания.
И поставил с конкретной формулировкой: или Мугалев согласится с мнением специалистов о ненужности его работ по тралу и прекратит заниматься делячеством, посылать докладные записки, или поставит себя вне рядов партии.
…Собрание, заседавшее бурно и долго, не разделило мнения Шора. Адъюнкт академии остался в рядах партии.
Шел уже 1941 год.
☆
ИСПЫТАНИЕ В БОЮ
Война!.. Никто не знал в том, 1941 году, сколь долгой будет она и какой трагедией обернется для миллионов и миллионов людей.
Пока же встревоженные люди на улицах, стоя у репродукторов-громкоговорителей и вслушиваясь в слова диктора, делали предположения, пытаясь предвидеть ход событий.
К этому времени было сделано немало для оснащения Красной Армии новой боевой техникой: созданы образцы стрелкового и артиллерийского вооружения, зенитных орудий, бьющих одинаково сильно как по самолетам, так и по танкам противника, различные виды снарядов… Начавшаяся война потребовала пересмотра всех планов мирного времени. Фронты остро нуждались во все более совершенной технике и эффективных средствах поражения врага.
Войска армии еще до войны начали получать новые танки Т-34 и КВ. Однако для всех танков по-прежнему оставались труднопреодолимыми минные поля. Надо было спешить с довершением конструкции наземного противоминного танкового тральщика.
С разрешения начальника инженерных войск Красной Армии генерал-полковника М. П. Воробьева еще в мае 1941 года возобновились работы над тралом Мугалева.
Специальная комиссия, созданная для испытания первых прицепных катково-дисковых танковых тралов, выбрала полигон недалеко от Москвы. На рыбинском заводе «Дормашина» под руководством автора изготовили образцы экспериментальных секций тралов.
Член комиссии, представитель Главного автобронетанкового управления Красной Армии майор Николай Миронович Ковалев с автором изобретения познакомился еще в Москве. Будучи одним из специалистов, придерживавшихся положительного мнения о перспективах развития Катковых наземных минных тральщиков, он хорошо знал обстановку, в которой протекала работа Мугалева.
Жизнь на испытательном полигоне начиналась с рассвета. Ковалев внимательно присматривался к конструктору. Сухопарый, невысокий ростом, очень подвижной, в меру уравновешен и спокоен. Эта уверенность и спокойствие, столь нужные в работе, особенно при общении со взрывчаткой и минами, невольно передавались его помощникам.
Когда на полигон выкатили опытный трал, прицепленный к гусеничному трактору, Павел Михайлович еще раз внимательно осмотрел кабину машины, пощупал тонкий броневой лист, прикрывающий место водителя, стараясь еще раз убедиться, насколько надежно он защитит. Потом неожиданно для всех присутствующих сам сел за рычаги управления.
Сколько Ковалев ни убеждал инженера, что водитель достаточно опытен, высококвалифицирован и все указания в состоянии выполнить точно, Мугалев стоял на своем: «Поведу сам, испытывать буду сам. Я должен на себе почувствовать действия взрывов».
Как автор изобретения и испытатель тральщика, Мугалев знал, что речь идет прежде всего о возможности уничтожения мин и устройства безопасных проходов в минных полях. Но, кроме того, наземные танковые тральщики, по его мнению, должны были крепить и поддерживать высокий уровень морального состояния бойцов, идущих первыми на прорыв через минные поля. Их неудержимый наступательный порыв должен способствовать ускорению темпов общего продвижения войск, преодолевающих оборонительные рубежи.
Здесь, на испытательном полигоне, решалась не только судьба изобретения, но и судьба самой идеи. Малейшая неосторожность со взрывным материалом могла кончиться гибелью испытателя. И от самого конструктора зависело теперь, по какому руслу пойдут испытательные работы. Поэтому все опасные для испытателя функции он брал на себя. Он помнил: «Общаясь с минами, исследователю дано ошибиться лишь только раз… Я могу рисковать собой и машиной, но никак не людьми» — таково было категорическое заявление Мугалева.
«Все изобретатели — люди, бесспорно, одержимые, — думал Ковалев. — Смелость, собранность, быстрота реакции, наконец, физическая выносливость и многое другое — неотъемлемые качества их характера. Так что спорить с этим человеком бесполезно».
И он стал терпеливо наблюдать за работой испытателя.
Заурчал мотор, Мугалев тронул машину. Теперь все его внимание, вся сила воли были сконцентрированы на едва различимых из щели броневого листа бугорках в травянистом покрове поляны, где стояли замаскированные дерном противотанковые мины.
…Все шло удачно. Уже взорвали до десятка мин с нарастающим весом заряда тротила. Но когда заряд довели до четырех килограммов, Ковалев приказал конструктору сойти с машины, пустить ее на малом ходу без водителя. Павел Михайлович начал было возражать. Но, увидев решительный взгляд майора, сказал, что поведет трактор на малом ходу, а при подходе к мине спрыгнет с него. Когда трактор приблизился к мине на расстояние менее десяти метров, Николай Миронович дал сигнал, конструктор спрыгнул с машины и укрылся в специально вырытой траншее.
Через считанные секунды раздался мощный взрыв. Многотонный трал бросило в воздух. Вращаясь на длинном дышле, он смял броневой лист, раздавил место водителя и, оборвав петлю прицепа, отлетел в сторону. Все замерли в оцепенении. Ковалев бросился к Мугалеву:
— Жив?
Инженер вылез из траншеи со ссадиной и шишкой на лбу, отряхиваясь от комков грязи и пыли. Он молча, смущенный, подошел к Ковалеву и с благодарностью пожал ему руку.
— Спасибо, Николай Миронович, ваша предусмотрительность сохранила мне жизнь.
Что и говорить, эксперимент был не из обычных.
Инженер рисковал жизнью, не думая, конечно, о том, что это риск. Для него словно не было опасности, а была работа, именно работа, которую надо выполнить тщательно, четко. «Только лично всесторонне испытав образец конструкции, можно познать достоинства и недостатки испытываемой машины, дать ей объективную оценку», — говорил он Ковалеву.
Испытания подходили к концу. Они показали, что в основном расчеты конструктора верны, требовалось лишь учесть некоторые выявившиеся недочеты и замечания танкистов, которые справедливо говорили о большом весе трала, ограничивающем маневренные возможности танка-тральщика.
Во второй половине июля пришел приказ: испытателям вернуться к месту службы.
* * *…Москва первых недель войны. Суровые лица людей, на домах и заборах боевые призывы, плакаты, наскоро написанные таблички со словом «Бомбоубежище». На окнах домов —