— Это не правда… — Беспомощно выдыхает Оптимус.
— Ты можешь в это верить. — Кивает тот, кто стоит пред ним.
А потом неожиданно пошатывается. Мегатрон вздрагивает, желая поймать, но золотой мех вновь обретает равновесие. Он протягивает руку над стоящим на коленях автоботом и неожиданно, с совсем незнакомой интонацией, какой не было и никогда не могло быть у его маленького Бамблби говорит:
— Я вижу тебя, я вижу твою искру. Ты — не Прайм. Твоё имя — Орион Пакс. Оно — твоя сущность. Оно — твоё сердце. Пусть будет так.
Грудная броня Оптимуса расходится, вспышка сияния искры и глухой стук. На пол кварты Мегатрона падает уснувшая Матрица Лидерства.
Звенящую тишину разбивает удивлённый, рассеянный и несколько ошарашенный голос мехлинга:
— Оу… А я не знал, что так умею…
Голдвайсп наклоняется, поднимает Матрицу, вертит в ладонях, а потом морщится.
— Она испорчена. — Поясняет он под взглядом Мегатрона. — Кажется, кто-то внёс дефект в систему. Нужно будет отнести её к Олспарку. Вряд ли ей можно будет пользоваться в ближайшие Орны.
— То есть, всё это время, Прайм был не настоящий? — Изгибает лорд надбровный щиток.
— Нет, ну почему же. — Голд печально улыбается, бросая жалостливый взгляд на уже бывшего Прайма, что с потерянным взглядом смотрит в пол. Он сейчас не способен адекватно реагировать на происходящее. — Прайм был настоящий. Он мог бы стать хорошим Праймом. Она бы научила его. Он изменился бы. Если бы он полностью стал им — Орион Пакс навсегда бы умер. Был бы только Оптимус Прайм… — Искрочтец крутит одну из могущественнейших реликвий своего народа и не может точно сказать, откуда у него эти знания. Только то, что они верны. — Но она была сломана. И он испортился. Как протухает со временем старое масло. Ему не дали стать Праймом до конца. Но Матрица его выбрала — этого не отнять. — Он вздыхает. — Нельзя стать истинным Праймом и остаться прежним. Ведь для Прайма нет личного. Нет любви, кроме всего Кибертрона и его народа, он не может ставить свои желания выше нужды нашего мира. И даже законы, написанные сенатом, ему не указ, ибо единственный закон для него — защита Кибертрона. Кибертрон и его народ — единственное, что имеет значение… и Прайм, это не только лидер. Прайм — это жертва.
Он тяжело вздохнул и отложил артефакт.
— Мне жаль того, кто станет следующим Праймом, когда она восстановится, — говорит искрочтец. — Хорошо, что это произойдёт не скоро. Возможно, он нам и не понадобится.
— Ясно.
Мегатрон понимающе прикрывает глаза — у всего есть цена. А у такой могущественной вещи она не может быть маленькой и безобидной.
Он с нежностью гладит Голда по щеке.
— Отдыхай, — просит он и делает шаг к автоботу.
Десептикон надевает на него блокираторы, поднимает с колен и выводит из кварты. Поверженный враг не сопротивляется. Он проиграл везде и всюду, лишился самого дорогого и последней искры надежды. Осознание этого раздавливает, убивает. Мегатрон мог бы его пожалеть, но во всех своих бедах тот виноват сам.
В тот момент, когда Матрица покинула его грудной отсек, он почувствовал… горечь, боль и совсем немного, но облегчение. Впрочем, это он поймёт потом. А в тот момент, всё перекрывал шок.
Перед ним стояла ожившая легенда и выносила приговор. Заслуженный ли? Справедливый ли? Всё это было не важно, потому что обрушившаяся на него правда имела эффект многотонной плиты, свалившейся на него, кажется, с вершины главного шпиля Воса.
Он не желал в неё верить, но истина смотрела на него своими жестокими глазами с лица самого дорого существа, что у него было. Чтобы он не говорил про «не люблю», это было ложью.
В этом Искрочтец был прав.
Мегатрон заковывает его в блокираторы и выводит из кварты, а у Ориона нет сил сопротивляться. Его мир рухнул. И больше ничего не осталось.
Что будет дальше, уже не важно.
Он уже мёртв.
И с этим уже ничего нельзя сделать…
А в коридоре их неожиданно встречает столпотворение.
Сначала он даже не понял, что видит. Мощная темная фигура у стены скрывала происходящее, но потом аудио уловили сдавленный стон, похожий на крик, а оптика заметила судорожно подергивающуюся белую ногу…
— Шарк ты ржавый, тебе что, больше негде свою гайку драть? — возмущенно поинтересовался Мегатрон.
— Прошу прощения, лидер, — десептикон повернулся, похоже, не испытывая никакого смущения в отличие от Дрифта, который, яростно скалясь и сверкая оптикой, пытался сняться с джампера, загнанного в него на всю длину. Не получалось — десептикон легко удерживал его за руки, скованные над головой наручниками усиленной модели…
Орион, вздрогнул, останавливаясь, но Мегатрон не дал ему надолго задержаться в коридоре, подталкивая в спину и передавая стоящим в стороне солдатам, явно болеющим за Турмоила, подбадривая того свистом и смехом.
— Забрал это несчастье и свалил в свою кварту! Мелкий будет спать!
— Приказ понял, лидер! — Оскалился тёмный кон. — Будет исполнено!
Он одним, каким-то неуловимым движением, не снимая скованного автобота с джампера, перевернул того лицом к себе, подхватил под бампер и понёс куда-то по коридору, под сдавленную ругань и возмущения мечника.
И видимо, на этом концерт заканчивается.
Орион вновь оказывается в камере. И в этот раз не будет пытаться сбежать. Причин нет.
Через пару декад им обещали суд.
Но ему не интересно, что ждет его в будущем.
Просто очень хочется в дезактив. Навсегда.
Удивительно, но участь пленных автоботов была на удивление… мягкой. Их всех отправляли на восстановительные работы — отстраивать то, что было разрушено во время войны. Коны тоже не отставали, но всё же, самая тяжёлая работа предстояла именно поверженным. Большинству из них даже трансформироваться запретили.
Тех, кто пробовал возмущаться, очень быстро затыкали. Но дезактивов было до странности мало. Как сказал Мегатрон: мне хватило пролитого энергона на войне.
Кого-то из автоботов заранее разбирали десептиконы. Они называли себя «кураторами».
Кому-то везло. Так, Старскрим, ничтоже сумняшеся, прихватил себе Джазза. Кому-то не очень: Проул с первых же дней поселился в научном комплексе Тарантуласа и видели его не часто. Свой приговор он отрабатывал в тактическом центре, перелопачивая горы документации, лишь бы встречаться со своим куратором как можно реже.
— Ты уверен? — Голд принёс Шоквейву отчёт по разведке одного из завалов, а тот встретил его неожиданной просьбой. — Тебе будет нелегко с ним.
— Уверен. Я заберу его.
— Ну, хорошо. Я предупрежу лидера. Думаю, он не будет против твоей кандидатуры.
—
