Орион обмяк, выдыхая и устало роняя шлем на платформу. Грудная броня тихо щёлкнула, надламываясь, совершенно без участия разума, только в оптике стало подозрительно мутно. Это было невероятно странно — и словно в старых романтических повестях, слияние искр без интерфейса, ради спасения жизни — любовь, осознанная при угрозе потери, в единый миг и навсегда…
Но он не знал, была ли она, эта любовь. Он не знал этого Шоквейва. Он не верил ему. Он подозревал, что открытие искры могло быть вызвано каким-то искусственным образом — жестокость экспериментов Шоквейва-десептикона была хорошо известна. Он открывал броню, наполовину надеясь, что тот сейчас скажет что-то вроде «опыт прошел успешно», или просто протянет руку и раздавит беззащитную камеру. Но этого не происходило… десептикон продолжал его целовать, не отрывая взгляда ни на мгновение. Треск его собственной брони прозвучал ярким громом, несмотря на шум вентиляции и скрип металла.
— Спасибо, — тихо шепнул Шоквейв.
И в следующее мгновение обнял его, сталкивая две сияющие звезды, словно не давая себе и шанса передумать.
А потом пришла боль. Казалось, кто-то вылил в грудь расплав или едкую кислоту. Вентиляция судорожно кликнула, и он инстинктивно попытался оттолкнуть то, что причиняет эти муки, но Шоквейв снова перехватил его, не давая пошевелиться. Судорожный вздох напротив свидетельствовал, что и десептикону непросто, но тот держался.
— Тише-тише… это пройдёт… надо только подождать.
Слияние искр — связь напрямую, не искаженная передача эмоций, мыслей, предпосылок решений и выбора действий. Слияние искр — самый личный процесс, то, что должно происходить с самыми близкими партнерами, после ворнов жизни вместе, после абсолютной уверенности в доверии и любви… как это возможно между ними? Между врагами, и больше того — калеками… зачем Шоквейв делает это? Почему не хочет отпустить?
Любовь? Орион в нее не верил — не от Шоквейва. Не от того, каким тот стал.
«Зря, — отчетливо прозвучало в его разуме. — Ты делаешь себе только больнее. Прислушайся, пойми и прими».
«Больно…»
«Знаю. Это ведь… моя боль».
Что? Оглушенный растерянностью, бывший Прайм замер в чужих руках. Соприкосновение искр путало его чувства — он испытывал чужой гнев, на себя и «не себя», из-за того, что не понимают, из-за того, что он не может сказать правильно.
Он испытывал чужой страх — из-за того, что «этот» исчезнет, погаснет, и остаться одному? Снова одному, на всю вечность?
Он испытывал то, что его сознание трактовало, как боль. Боль, словно кто-то вылил в грудь расплав — так в сознании Шоквейва преломилось ощущение любви, забытое и возвращенное.
Разве это любовь? Орион помнил её совсем другой… Он помнил тепло и доверие, полное и безоговорочное. Заботу и сочувствие. Глупые, сентиментальные мелочи, романтично-легкомысленные… От той любви не могло быть больно.
«Ты собрался мучить нас обоих?»
«Правда, я это делаю? Это я пытаюсь погаснуть? Вспомни себя…»
«Моя боль давно прошла…»
«А моя возвратилась. Стоило ли мне восстанавливать себя, чтобы ты отрекся от меня и решил уйти в Колодец?»
«Ты хочешь убедить меня, что стал прежним?»
«Шлак, нет! Я не стал прежним, это невозможно — с чувствами или без, я пережил войну, я принимал решения, я делал то, о чем раньше не смог бы даже подумать! Я вернул себе возможность испытывать эмоции, и вспомнил то, что я чувствовал к тебе. Я любил тебя, но тогда между нами не стояло все, что я не буду перечислять, и ты не пытался убить себя от того, что реальность не соответствует твоим представлениям о ней!»
«Я не пытаюсь!»
«Тогда прекрати себя калечить!» — Сильные руки впились в плечи до боли и скрипа брони. — «Хватит, Орион. Жизнь не кончилась…»
И наконец, он почувствовал чужую тревогу за себя. Ту, которой хотелось поддаться. Отступить и отпустить всё, что мешает. Просто позволить…
«Выбирая между гордостью и жизнью, помни, что утраченную жизнь восстановить нельзя…»
С неслышимым хрустом сломалась стена, окружавшая Искру, та, о которой он даже не подозревал. Боль освобождающая — точно выдернули из раны осколок чужого клинка, и становятся на место медленно смещающиеся детали… сметающий всё вихрь чужих и собственных соединенных чувств захлестнул с головой, унося сознание в водоворот воспоминаний, оставляя после себя медленно растекающееся в системах умиротворение.
— Видишь? Ничего страшного. Все хорошо.
Хорошо, да. И стоило ли лгать себе? Когда сейчас он наконец-то чувствует правду, самую глубокую, самую истинную, как свет Матрицы, как свет Искры… тот, кого он любил, кого по-прежнему любит, кто любит его и будет любить — сейчас и навсегда они вместе, и знакомый голос обещает всегда возвращаться, что бы ни случилось.
И больше ничто не имеет значения.
***
— Все-таки обжегся.
Искрочтец сидит на столе и грызет кристаллы, а Шоквейв устало падает в кресло — броня на груди выцвела и немного оплавлена, но улыбка на лице сияет счастьем.
— Спасибо, что поддержал. Без тебя бы я не решился.
— Пожалуйста, — Голдвайсп соскакивает на пол, внимательно осматривает обновленного стратега. — Как новый опыт?
— Здорово! Но странно — я все же чувствую… чувствовал иначе. В один момент он меня так взбесил, что я испугался…
— Нормально. В смысле — нормальная реакция на раздражитель. Ты ж его не ударил? Значит, все в порядке.
— Но контроль… мне кажется, что я не был таким!
— Ерунда! Именно таким ты и был, просто раньше твой партнер тебя не бесил. Вы друг друга любите, и будете любить, а любовь в абсолютной гармонии… может и бывает, но очень редко.
— Рад, если так…
— Даже Тарн периодически спорит со своим кумиром. А вам расскандалиться будет вовсе глупо — вы полюбили друг друга не вдруг, вы сумели вернуть любовь, когда она практически погасла… самое опасное для вас теперь, это воображение — искушение представить на месте партнера идеализированный и преломленный памятью образ. Так что, если Пакс иногда будет тебя бесить — это хорошо, это полезно. Снимает радужные линзы. А твоей задачей сейчас станет показать ему, что любовь любовью, однако, ты не снимаешь с себя ответственность за свою фракцию и свое прошлое. Ты ведь не собираешься сказать: «это был не я»?
— Нет, конечно…
— Ну и хорошо, — Голдвайсп улыбнулся. — Ладно. Дело сделано, пациент спасен, желаю вам счастливой совместной жизни, успехов в работе и всего остального… а я побегу — Рэтчет еще просил заглянуть. До встречи!
Шоквейв проводил взглядом яркую черно-золотую броню Искрочтеца, уходящего вниз по лестнице, и тихо задвинул дверную створку.