Появился священник, вошли слуги, Барбетта и еще одна служанка держали меня под локти, потому что меня колыхало, как осинку на ветру.
Отпевание началось.
81
Едва тело графа унесли в склеп, Реджи велел священнику готовиться к следующему обряду.
- Но это невозможно, — начал объяснять преподобный Дилан, — миледи только стала вдовой, должен пройти положенный срок траура…
- Это всего лишь обычай, — возразил Реджинальда. — Это не закон. Леди Бланш нужен защитник, ее пытались убить. Она не может оставаться одна.
- Я настаиваю… — начал горячиться священник, но один из монахов оттеснил его в сторону.
- Мы из монастыря Святого Сердца, — сказал он, — и имеем право благословлять на брак. Если ситуации и в самом деле требует такой спешки…
- Требует, — подтвердил Реджи. — Более того — любое промедление опасно.
- …тогда мы вполне можем совершить бракосочетание, если вас и леди это устроит,
- закончил невозмутимо монах.
- Как еще посмотрит на это король! — возмутился преподобный Дилан.
- Разрешение от его величества получено, — ответил Реджинальд. — Но если вы из личной прихоти хотите помешать этому союзу, отец Дилан, вам лучше уйти.
- Это немыслимо! — священник поправил воротничок и направился к выходу. — Я тут же напишу об этом его преосвященству! Сто лет назад за такое… — двери за ним захлопнулись.
- Начинайте подготовку к бракосочетанию, — деловито распорядился Реджи. — Пока я буду исповедоваться, невеста может переодеться… Хотя нет. Сойдет и так, — он подошел ко мне и взял за руки, нежно пожимая. — Ты для меня прекрасна в любом наряде. Вот только траурная шаль ни к чему, — он снял с меня шаль и перебросил Барбетте. — Мы готовы к исповеди. Правда миледи графине исповедь не нужна. Она ведь безгрешна, как ангел.
Я вздрогнула от таких святотатственных слов, но подчинилась ему послушно, как овечка, которую вели на заклание.
- Никто не безгрешен в этом мире, — сказал монах, предложивший провести обряд венчания, — поэтому пройдите в исповедальню, госпожа графиня.
Реджи проводил меня и сам задернул занавеску.
- Отойдите, сэр Оуэн, — попросил монах, заходя в смежную комнату. — Тайна исповеди должна быть, поистине, тайной.
Ставень окошечка сдвинулся, и через частую решетку я увидела профиль монаха. Чуть вздернутый нос придавал моему исповеднику мальчишеский, задорный вид. Он откинул капюшон, чтобы лучше слышать, и волосы рассыпались буйными кудрями. Я подумала, что трудно выбривать тонзуру на таких кудрях, но тут он спросил:
- Вам есть в чем покаяться, дочь моя?
- Я грешна перед небесами, — произнесла я умирающим голосом и замолчала. Подождав ответа, монах заговорил снова:
- Вы были похожи на привидение, да и сейчас выглядите не лучше. Вы, верно, очень любили мужа?
- Очень, — прошептала я, глотая слезы, которые снова хлынули из глаз.
- Вижу, что вы страдаете, — сочувственно сказал монах. — Зачем же торопиться с новым браком? Может, лучше дать вам время, чтобы оплакать утрату? Вы тоже настаиваете на браке с Оуэном?
- Так надо, мой господин…
- Надо кому?
- О! Не спрашивайте меня больше ни о чем! — воскликнула я, плача уже навзрыд. — Просто молитесь за грешницу Бланш! Только не спрашивайте… не спрашивайте, потому что я не смогу вам ответить…
Он тактично помолчал, давая мне собраться с мыслями, а потом поинтересовался:
- Хотите что-то еще мне сказать? Облегчите душу, другого случая вам может и не представиться.
- Нет, — пробормотала я.
- Тогда не плачьте, — сказал он необыкновенно мягко. — Все в руках господних, дочь моя. Иногда и горе оборачивается радостью. Идите. И пригласите на исповедь вашего будущего супруга.
Я увидела, что он снова накинул капюшон, и вышла из исповедальни, нетвердо держась на ногах. Реджи ободряюще сжал мою руку и прошел на исповедь.
Он исповедовался дольше меня, и вышел, держась набожно и серьезно. Нас подвели к алтарю, возле которого совсем недавно стоял гроб с телом моего мужа, и предложили встать на колени.
Монах-исповедник достал книгу, открыл нужную страницу и принялся читать святое послание к новобрачным. Он так и не удосужился откинуть капюшон, и голос его из- под плотной ткани звучал глухо. Остальные монахи стояли вокруг, чинно сложив ладони. Им полагалось повторять каждую строфу за чтецом, но они этого почему-то не делали. Наверное, хотели побыстрее совершить обряд.
Согласен ли Реджинальд Оуэн взять в жены леди Бланш де Конмор, — начал монах завершающую фразу, — и любить ее и…
- Согласен, — прервал его Реджи и обернулся ко мне, ожидая моего ответа.
- Согласен, — подытожил монах и тоже обернулся ко мне. — Согласна ли леди Бланш… Подождите.
Мы все уставились на него, потому что он захлопнул книгу и встал перед алтарем подбоченясь, совсем в неподобающей монаху позе:
- Вы сказали, что король согласен на ваш брак, — сказал он, обращаясь к моему жениху. — Но когда вы успели заручиться его разрешением? Мы только сегодня привезли известие о смерти де Конмора. Сдается мне, вы темните, добрый сэр.
- Голубиная почта действует быстрее, чем лошадиные ноги, — заметил Реджинальд без улыбки. — Я узнал о смерти графа задолго до вашего приезда и сразу осведомился о возможности заключения брака с леди Бланш. Король, которого я знаю лично, дал разрешение на брак. Тем более, ему известно, что я давно любил леди Бланш и должен был стать ее мужем, если бы господин покойный граф не получил ее обманом, выпросив у короля карт-бланш на брак с любой женщиной королевства.
- Можете предоставить королевское письмо?
- Могу. Но вам недостаточно моего рыцарского слова? Вы желаете прервать священный обряд, чтобы убедиться, не лжет ли рыцарь его величества?
- А вы можете поклясться, что такое письмо и разрешение короля у вас имеются? — уточнил монах.
- Клянусь спасением души, — ответил Реджи так искренне, что если бы я не знала истины, то поверила бы ему немедленно.
- Если вы в этом уверены, то обряд должен быть закончен, — сказал монах и стянул капюшон с головы.
Непостижимо, но монах смеялся. Не сошел ли он с ума? Или… это я сошла с ума? Я была готова поверить во второе, потому что Реджи замер и вдруг тоже засмеялся, поднимаясь с колен.
Кто-то подхватил меня и увел в сторону. Я смотрела на смеющихся монаха и Реджинальда, и не сразу поняла, что этот кто-то прижимает меня к себе слишком уж сильно и… недвусмысленно.
- Что вы себе позволяете?.. — спросила я возмущенно и обернулась.
- Слишком много позволяю, госпожа графиня? — спросил монах, державший меня в объятиях. — Да вы стали такой недотрогой, как я погляжу…
Он снял капюшон.
- Ален? — пролепетала я, не веря глазам.
Живой, совершенно