Меня поразило, что в документе было указано не «разрешаю» или «не возражаю», а именно «приказываю». Де Конмор не лгал, и у него, действительно, был карт- бланш на брак с любой девицей. Хотела бы я посмотреть на ту, которая посмеет пойти против воли самого короля.
— Видишь, я мог бы просто вписать имя Бланш Авердин, даже не поставив тебя в известность, — сказал граф, стоя со мной рядом — плечом к плечу, так, что наши волосы соприкасались. — Но я пришел поговорить. Потому что мне нужна твоя помощь в этом деле. Мне нужен союзник.
— Думала, вам нужна жена, — не удержалась я от колкости.
— Всего лишь на год, — деликатно напомнил он.
— Понимаю. И я должна буду подписать что-то вроде отступного, что не против развода?
— Совершенно верно. Пепе, достань договор о расторжении брака.
Этот документ я прочитала еще внимательнее, чем королевскую грамоту.
Все было приготовлено заранее. Направляясь к нам, граф уже знал, что я соглашусь. Датировался договор тридцать первым декабря следующего года, и согласно ему я навсегда утрачивала право называться графиней де Конмор, зато получала в собственность деревню (целую деревню!) в пригороде Ренна, с годовым доходом в десять золотых (три года моей службы в лавке!), и компенсацию за растраченное приданое (как будто оно у меня было!) — сто двадцать золотых. Огромное богатство! Просто баснословное, если учесть, что еще вчера я страдала по золотой монете, потраченной на приобретение платьев. На эти деньги мы с матушкой зажили бы безбедно, да еще и в отцовском доме, если граф говорит правду.
Пока я читала, слуга достал и откупорил хрустальную чернильницу и заточил позолоченное перо, передав его своему господину.
— Подпиши договор, а я поставлю твое имя в королевском приказе, — сказал де Конмор, обмакивая перо в чернильницу и протягивая мне, предварительно стряхнув излишки чернил.
Я приняла перо, но подписать медлила.
— Никак не решишься? — спросил граф.
— А документ о доме моего отца и о приданом для сестер? Где он?
— Все это мы устроим за неделю. Ты поверишь мне на слово или отправишь за нотариусом?
— Хорошо, поверю, милорд…
— Еще что-то?
— Вы… вы уверены, что мне ничего не угрожает? — спросила я, облизнув пересохшие губы.
— Ничего, что было бы связано с проклятьем, — сказал он.
Мне показалось, что серые льдинки его глаз вдруг потеплели. Я сморгнула, а в следующее мгновение он наклонился и поцеловал меня — совсем как тогда, в его доме, когда я пыталась предупредить, как опасно связываться с Сильвани.
24
Его горячие и твердые губы коснулись моих губ. Голова у меня пошла кругом, и, растворившись в этом поцелуе, я совершенно забыла, что мы находимся в комнате не одни. Все это больше походило на колдовство, потому что я разом потеряла волю, способность здраво мыслить и смогла только закрыть глаза, отдаваясь ласке странного бородатого человека, который так внезапно появился в моей жизни.
Вкус его поцелуя показался мне сладким, но без приторности, как в первый раз. Теперь я чувствовала не запах неизвестной мне пряности, а запах мятных леденцов, которые сама же и варила в лавке господина Маффино. Я упивалась им и пришла в себя, лишь когда левая рука графа легла на мою талию и прижала весьма недвусмысленно.
Только тогда я попыталась отвернуться, бросив испуганный взгляд на рыжего Пеле.
Верный слуга проявил деликатность и смотрел в потолок, делая вид, что ничего не замечает и страшно увлечен рассматриванием трещин на потолочных балках. Я смутилась до слез, а граф не торопился меня отпускать.
— Так что мне угрожает, милорд? — спросила я, осторожно пытаясь убрать его руку со своей талии.
— Ничего, — сказал он низким, незнакомым голосом, отпуская меня и становясь по ту сторону стола.
— Вы говорили, что брак лишь для вида, — я нервничала все больше и больше, и краснела, представляя, что подумал Пепе, став свидетелем подобной сцены.
— Так и будет.
— Но вы только что поцеловали меня!
— Это чтобы скрепить договор, — ответил граф невозмутимо, словно целовать девиц в присутствии слуги было для него обычным делом. — Поцелуй дружбы, ничего более.
Поцелуй дружбы?
Впрочем, может, так оно и было. Я ведь совсем ничего не знала о своем женихе. Женихе! Мне стало смешно, хотя ничего веселого не происходило. Скорее всего, сказались волнение последних дней и усталость.
Я расхохоталась и не заметила, как с пера сорвалась капля чернил. Королевский приказ был бы испорчен, но Пепе успел подставить ладонь и поймал черную каплю.
— Извините, — пробормотала я, сразу перестав смеяться.
— Ты подписываешь? — напомнил граф.
— Да, — прошептала я и медленно вывела свою подпись внизу договора. Как странно
— еще не жена, но уже разведенная.
— Благодарю, — де Конмор забрал у меня перо, снова обмакнул в чернильницу и левой рукой крупными буквами вписал «Бланш Авердин» в пустую строку королевского приказа. — Дело сделано. Пепе, убери документы и пригласи леди Авердин с дочерьми. Кстати, Бланш, — он посмотрел на меня, и льдышки глаз снова потеплели. — Прости, что я обращаюсь к тебе на «ты». Для меня это знак доверия.
Я тут же кивнула, хотя могла бы напомнить ему, что подобное «доверие» он проявлял к господину Маффино и Бланш из лавки сладостей, хотя они ему были не родня и не близкие друзья.
Мои родные боязливо вошли в комнату и остановились у порога, словно готовились при малейшей опасности обратиться в бегство. Матушка храбрилась, но и ей было страшно — она побледнела и теребила кружевной манжет.
— Мы поговорили с леди Бланш, — сказал де Конмор, делая полупоклон в мою сторону, — и она оказала честь, согласившись стать моей женой.
— Святые небеса, — прошептала Анна.
Лицо Констанцы порозовело, но она ничего не сказала.
Зато матушку невозможно было провести столь легко.
— Согласилась? — спросила она, разглядывая графа, прищурив глаза. — Бланш, это так? Мне надо поговорить с тобой наедине?
Моя милая мама волновалась, что граф принудил меня к браку, и я поспешила ее успокоить.
— Все хорошо, — сказала я, стараясь улыбнуться, но губы, еще горевшие от поцелуя графа, плохо слушались. — Я приняла предложение с радостью. Тем более что господин де Конмор оказался столь любезен, что готов дать приданое за Констанцой и Анной — в шестьдесят золотых каждой, а в качестве свадебного подарка преподнесет наш прежний дом. Тот, который у старой мельницы.
— Святые небеса! — прошептала на сей раз матушка.
— Я правильно вас поняла, милорд? — спросила я, обращаясь к жениху.
Не то, чтобы я не доверяла графскому слову,
