Увы, но алкоголь закончился так же стремительно, как и появился. Так было всегда, в их компании единогласно считалось, это самым паршивым законом природы из всех имеющихся. Пришлось вновь идти к бабке-самогонщице, и на этот раз, пошли всей толпой. Маринка, попытавшаяся было воспротивиться этому, получила очередную затрещину. Вот там то Паша и нашёл треуголку, что сейчас красовалась на его голове. Впрочем, это случилось не сразу, сначала они долго стояли, глядя на мёртвую бабку, лежащую в зале.
Шокировано молчали, не решаясь нарушить молчание и не зная, что вообще надо говорить в таких случаях. Всеобщий паралич нарушил Паша. Покопавшись в кармане, он извлёк из него оторванное ухо, бросил на тело.
— Держи старая, это твоё, вроде.
Икнув, упала в обморок Светка. Кто-то издал нервный смешок, кто-то охнул: «ну, ты Пашок, даёшь!», а Пашок, лишь сейчас заметил в бабкином шкафу россыпь вещей: старинная, потемневшая подзорная труба, несколько огромных ракушек, капитанская треуголка, макет корабля, большого, трёхпалубного, и ещё что-то, чего парень уже не видел, прикипев взглядом к головному убору. Пересёк комнату, сцапал с полки понравившуюся вещь, натянув на голову, обернулся к товарищам. Товарищи глядели изумлённо, испуганно, растерянно.
— Участковый тебя… — начал Семён.
— Нету больше твоего участкового, — прервал его Паша. — Ты бы меньше по подвалам сидел, а ещё лучше, попробуй выйти на улицу и пережить там ночь. По-другому бы запел.
Если честно, большую часть ночи Паша просидел, трясясь от страха в каком-то металлическом ящике, типа трансформаторной будки, причём где он это место нашёл и как в него залез — сам теперь не мог вспомнить. Но не говорить же это друзьям?
— Паш, да что происходит то?
— А пошли на балкон, посмотрим на наш город сверху, — махнул рукой Паша, поправив треуголку на голове. И то, как он произнёс слово «наш», заставило компанию посмотреть на него по-новому. С опасливым уважением.
Василий Степанович устало вздохнул. Глупость, если задуматься, в такой ситуации тратить нервы и время на дрязги и пустые споры, но как оказалось, для них, то есть для дрязг и пустых споров, всегда найдётся повод и желающие.
А желающая была, и имя ей Истеричка. Так её назвала девчонка, уехавшая вместе с Максимом, как там её, Катя, кажется. Истеричка, привыкшая работать языком без устали, и сегодня доказала, что во власть попала не случайно. Неся порой откровенную ахинею, сочетая слова в самых диких несочетаемых вариантах, а то и вовсе произнося их без вразумительного смысла, эта невероятная женщина умудрилась склонить почти треть присутствующих на свою сторону, исключительно за счёт харизмы, своей внутренней силы и умения говорить. И не важно, что произносить, возможно она с равным успехом могла вещать на языке Ток-писин с Папуа — Новой Гвинеи, или шелестеть на языке разумных улиток с какой-нибудь планеты Альфа Центавра. Эта женщина, открывая рот, не несла в произносимых звуках смысла, она несла свою волю и собственные бредовые хотелки. Бывает же…
В итоге, проиграв при всеобщем голосовании, она явно затаила обиду, и теперь наверняка организует некую оппозицию, как в их политических кругах принято.
«Выкину нафик отсюда, пусть катится на все четыре стороны, — решил Василий Степанович. — Будет портить нервы и смущать людей, возьму грех на душу — выкину»
Умом он понимал, что не сделает этого, да и не позволят ему, люди, по счастью не одичавшие собрались, но потешить себя этой мыслью было приятно. А, впрочем, вернутся бы для начала, кто его знает, что их ждёт за дверью.
Потерев свою седую голову, он пересчитал собравшихся в музейной лавке людей. Шестеро, если считать вместе с ним. Пять мужчин и одна девушка, боевая и странно мускулистая, точно всю жизнь только и делала, что тяжести носила, дрова рубила, а то и дралась на ринге. К тяжёлой атлетике, да и какому-либо иному спорту она отношения не имела — об этом он её успел спросить. Представилась Лерой, назвала себя феминисткой, да произнесла это слово как-то по-особенному, точно свысока посмотрела на присутствующих. Василий Степанович по неопытности понял это слово по-своему, в самом что ни на есть неприличном смысле, да спасибо черноволосому парню по имени Мага — растолковал старику что это за феминистка такая. За равноправие борются, для женщин. Отчего-то эта Лера сразу представилась шахтёром, с каской на голове и киркой в чёрных от угольной пыли руках. Хех, кто чем только не занимается. Одно странно — таких накаченных феминисток он не видел, даже по телевизору, и Мага тоже так сказал. Ну да чего только не встречается в жизни.
Сам Мага, кстати, тоже собрался идти в город вместе с их группой. Вызвался сразу, не дожидаясь, когда они начнут тянуть жребий. И что интересно, стоило этому черноволосому молодому кавказцу встать рядом со стариком, как надобность в жребии отпала, недостающие добровольцы сами нашлись.
— Десять минут прошло, — доложил скатившийся по лестнице мальчонка. — Мы сверху ничего не увидели подозрительного!
— Машины, машины проверяйте, — напомнила нервно теребящая длинный рукав платья коротко стриженная девушка. Напомнила, должно быть, уже в десятый раз. — Нужна исправная, за город выбраться, помощь попросить. А если много найдёте и дорога безопасная, то всех вывезем.
— Помню, да помню же. Голова седая, да не пустая, — усмехнулся он в ответ.
— Извините, — девушка опустила голову, и затеребила рукав ещё сильнее. — Нервы.
— У всех нервы, — согласился он. — Ну, что, пора выдвигаться? — Давайте хлопцы и… хм, барышня. Помолясь, значиться, приступим.
Распахнув тяжёлую входную дверь, задержался на пороге, обозревая окрестности, сделал первый шаг. Оглянулся, посмотрел на стену здания и содрогнулся. Лишь вчера бывшая ровной и красивой, местами отделанная под старину, а местами и в самом деле старинная, сегодня вся она оказалась иссечена глубокими царапинами и порезами, точно ночью здесь прошествовал целый батальон безумных сабельщиков, махавших своим оружием в разные стороны. Увидел на земле справа длинные росчерки, совершенно не похожие на отпечатки лап животного. Покрутил головой, но вокруг было пусто и тихо, сотни на полторы метров обзор вполне чёткий, а дальше окружающее терялось в серости. Сзади послышался негромкий гомон, группа тоже увидела, следы на земле и стене, а возможно ещё что-то, не замеченное им.
— Помолясь, приступим, — тихонько повторил старик и зашагал вперёд, и в самом деле бормоча себе под нос молитву.
Авось пронесёт.
Машина под управлением Максима, ехала по пустым улицам.
Сегодня, при свете дня, город казался почти обычным. Настолько, насколько может выглядеть обычным вымерший, пустой город. Гоняемые по тротуарам и дорогам
