Боброк презрительно цокнул языком:
– Да под какой там танк! Из пистолетика в тучку бабахнет, для газеты снимется, речугу двинет – а сам поскорее в тыл. Эх, сложно все в жизни! Ничего непонятно! За что ни схватишься – все под руками обвалится… Кто там пищит?
– Ребенок проснулся, – прислушалась Суповна. Она стояла, облокотившись на рукоять своей траншейной дубины, и вид имела умиленный, как атаманша разбойников. Ребенок, маленький, слабый, но упорный, заявлял свое право на жизнь. Он не сомневался. Он точно знал, что ему нужно делать.
Боброк подался вперед и выглянул в окно. Луна выкатилась из-за туч и сбоку била в окна дома. И – чудо! – на взрытом поле отчетливо были видны три световых столба, а между ними какие-то тоннели.
– Это… – начала Кавалерия.
– Да. Оно самое и есть… Ну, идем! Пора! – и Боброк неохотно стал нашаривать трость, чтобы подтянуть к себе костыль.
* * *Рина больше не притворялась спящей. Сидела и держала Гавра за наспех сооруженный из веревки ошейник. Отпускать его было нельзя. Гавр постоянно лез со всеми дружить. Особенно с дракончиком Рузи. Дракончик выдыхал пламя и дым. Гавр тряс брылями. Хлопья пены с его морды летели во все стороны. В общем, было довольно весело. Во всяком случае, для Гавра.
В полумраке торопливо собирался Долбушин.
– Вода. Фонарь. Телефон, – приказывал он Лиане голосом, которым хирург из комического шоу мог бы говорить медсестре: «Скальпель… зажим… глоток коньяка… еще глоток коньяка».
– Телефон взять или дать?
– Этот взять. Другой дать. Чего тут непонятного? – нетерпеливо отозвался Долбушин.
Лиана с театральной поспешностью повиновалась.
– И проследи, чтобы все было в порядке! – сказал Долбушин, искоса взглянув в сторону Рины, но все же не на Рину. Рина прекрасно поняла, что означал этот взгляд.
– Арбалет… – приказал Долбушин. – Нет, отмена распоряжения. Оружие я подберу сам.
– Я знаю, – сказала Лиана. – Вам сложно быть эмоциональным. И я понимаю, что со мной проще разговаривать существительными. Фото. Нотариус. Документы. Оформление. Встреча. Кофе. Любовь. Всего более медленного вы не переносите – это слишком большое сердечное усилие.
Долбушин уставился на Лиану как филин, в дупло которого направили яркий свет фонаря.
– Какая любовь? – непонимающе спросил Долбушин.
– Никакой, – сказала Лиана. – Это был предрассветный бред. Постарайтесь вернуться из этого дома, Альберт Федорович… Живым и здоровым.
Долбушин сглотнул, быстро оглянулся на нее, на Рину – и ничего не сказал.
Гавр рванулся, погнавшись за дракончиком, поддразнившим его струйкой пара. Рина выпустила ошейник. Одним прыжком Гавр перемахнул половину комнаты, в горячке погони сбив с ног Даню и Макара. Дракончик ловко проскользнул в окно между решетками и поддразнил Гавра уже оттуда.
Гавр сгоряча врезался в окно, но решетки не пустили, и тогда он, повернувшись, метнулся в двери, добавив к списку сбитых Кирилла с Леной. Выскочивший за ним Сашка увидел Гавра в небе. Дракончик и Гавр пронеслись над поляной и, набрав высоту, скрылись. Могучая рука в беспалой десантной перчатке зажала Сашке рот.
– Не ори! Все равно не услышат. Только берсерков переполошишь! – сказал ему на ухо Никита.
Наступила тягостная минута прощания. Шныры разделились на тех, кто уходил, и на тех, кто оставался. Рину с собой не брали. Она уже попрощалась с Кавалерией и вдруг неожиданно для себя спросила:
– А каким был невернувшийся шныр?
Кавалерия удивленно вскинула брови:
– Ты об Игоре?
– Да.
– Очень скромным. Он всегда говорил «сти» вместо «здрасьте». Идет по коридору и такой – «сти», «сти», «сти». И смотрит себе под ноги. Пытаешься к нему прикоснуться – шарахается. Некоторые считали его заносчивым. На самом же деле он был патологически застенчив… А почему ты спросила?
– Да сама не знаю. Нашла там как-то одну тетрадь… Ну, счастливо!
Кавалерия вышла. Рина же нашла мгновение втайне от всех прижаться к руке Долбушина и, не то обняв эту руку, не то втиснувшись в нее, прошептать:
– Возвращайся! И прости!
– И ты прости! – Долбушин вздрогнул, благодарно коснулся ее щеки своей колючей щекой и вышел.
«Мы с ним тоже невернувшиеся шныры. «Сти», «сти» – и все. А остальное в тетрадку», – подумала Рина.
Уже снаружи Боброк произнес краткое напутствие тем, кто шел вместе с ним. Он никого больше не пугал страшным домом, лишь сказал:
– Держать дистанцию. Стрелять только по приказу. В группы не сбиваться!.. Всем все ясно?
– Не боись, командир! Всем наваляем! Нас рать! – радостно и громко сказал Рома и, заметив, что некоторые почему-то напряглись, уточнил: – Ну, рать же нас… в смысле нас много… целая толпень!
И правда, несмотря на то что большая часть шныров остались в сторожке, их было немало. Первым, опираясь на трость и костыль, перебрасывал свое грузное тело Боброк. За ним следовали Коря со своей верной дубиной, напоминающей лопасть весла, и Никита. Рома, самый могучий из трех молодых пнуйцев, тащил на плече огромный баул с веревочной лестницей.
У Ула помимо шнеппера была с собой саперка. В одной саперке для него были сосредоточены и мачете, и лопата, и нож. Мог и человечков вырезать из моркови, и рубить в бою, и продираться сквозь колючий кустарник, и бережно, точно кожуру с яблока, срезать тончайшие пласты земли, когда долгожданная закладка уже откликалась ладони сквозь глину. А уж как Ул ее точил, как чувствовал металл! Вот и сейчас, в доме, он битых два часа потратил, чтобы еще острее сделать тот край саперки, которым и без того можно было бриться.
У Яры был только Илья. Она несла его в «кенгуру», повернув к себе лицом, и держала руками за ножки, грея их. Ножки под ползунками были теплые, с круглыми, не знавшими ходьбы стопами. Яру смущало, что ножка над стопой такая спичечная.
– Ничего! Скоро ты будешь толстый как папа! – ободрила она Илью.
Ребенок, с утра хорошо накормленный, икнул и пустил кефирчик. Это была обычная его реакция на все материнские поучения. Ул обернулся.
– Какой-какой папа? Папа сильный! – поправил он.
– …и будешь сильный как папа, – согласилась Яра.
Повторяя за Боброком все петли и обходя хорошо заметные здесь заплатки эльбов, они шли по лугу. Ул тревожно косился на лес и на провалы забора, которые держал под прицелом оставшийся в сторожке Макс. Из леса в них никто не стрелял. Осторожничая, Боброк двигался к дому не напрямик, а огибал его, ведя группу к той части, где смыкались две вертикальные линии выступавших балконов. Боброк и все, кто двигался впереди, спустились в небольшую низину и вошли в зону тумана, поэтому именно Долбушин первым заметил несколько мелькнувших впереди фигур.
Все произошло очень быстро. Долбушин даже не успел
