Я почти не сомневалась, что со старухой сложностей не будет. Если Лешуа объявит, что Алиса — его дочь, сестра Виля, которую когда-то выкрала завистливая родственница Равена, то винденское высшее общество послушно проглотит и эту ложь, как приняла на веру и тот воспаленный бред, который пришел в голову инквизитора по поводу отца Луиджии. Даже я бы до такого не додумалась… Однако стоило мне заикнуться про то, что я собираюсь открыть правду про Алису, как старуха на глазах преобразилась. В ярости она взвилась и напала на меня, пытаясь выцарапать глаза и удушить. В ее немощных членах вдруг появилась такая бешеная сила, что мне сделалось по-настоящему страшно. Равена оседлала меня, повалив на пол, и бессмысленно шипела:
— Моя! Она моя! Не трожь мою девочку! Не трожь!
Я хрипела и задыхалась, тщетно пытаясь сбросить обезумевшую старуху. Под руку попалась пустая бутылка, и я стукнула Равену по голове. Она дернулась, булькнула и упала на меня. Кашляя и пытаясь отдышаться, я села на полу. Кажется, рано радовалась. Старуху придется убирать.
В школе танца были темны все окна, кроме одного. Я с наслаждением растянулась на постели Луиджии, давая отдых измученному телу и слушая сбивчивый рассказ девчонки.
— Он такой добрый… и смешной… Говорит, что я похожа на Ежению. Как думаете, так и есть? Все-таки она моя тетка.
— Угу, если тебя надуть примерно раза в два и раскрасить, то да, будет полное сходство. Вообще не понимаю, в кого ты такая уродилась? Кто-то из родственников отца был бесцветным?
— Не знаю, — погрустнела девчонка. — Папа меня видеть не хотел. А мама… она любила, но стеснялась…
— Как вообще получилось, что никто из твоей родни не вспомнил, что бесцветная племянница воеводы — это Бригитта Седвиг? Не могли же они не сложить два и два, когда инквизитор стал нести всю эту чушь про твой возраст и…
— А меня никому не показывали, — прошептала Лу и отвернулась, ее голос задрожал. — Когда кто-нибудь из родни приезжал в гости, то меня закрывали в комнате и…
— Хм… — я перевернулась на живот и подперла подбородок кулаком, разглядывая профиль девушки в лунном свете. — Это хорошо. Ничто не помешает тебе стать любимой дочкой самого богатого человека в Виндене.
— Да как можно? Это ведь неправда!
— Правда имеет мало общего с реальностью. О чем тебя еще спрашивал Джеймс Рыбальски?
— О детстве, о маме… О том, как мне жилось, чем я хочу заниматься. Знаете, когда я заикнулась, что больше всего на свете хочу танцевать, он обнял меня и заплакал, сказав, что я точь-в-точь как его Ежения… Еще про вас спрашивал, ну в смысле, про Луку…
— Значит так. Про детство молчи, говори, что помнишь мало. Мать тоже почти не помнишь, если что, начинай плакать, у тебя это хорошо получается.
— Мне так неловко его обманывать. Он очень добрый. Вы знаете, что меня поставили на подтанцовку к "Винденским львицам" вместо Алисы? Это ведь он попросил госпожу Рафаэль за меня. Вы можете это представить? Я буду выступать на премьере перед императором! На сцене! В театре! — Лу закружилась в танце, но потом вдруг замерла, словно наткнувшись на невидимую преграду. — Но Алиса теперь со мной вообще не разговаривает. Я так радовалась, что у меня появилась подруга, а сейчас…
— Алиса, Алиса… — нахмурилась я. — Куда она денется? И вообще, прижми ее к стенке и объясни, кто здесь на коне, а кто так, пыль глотает… Да, и намекни, что все знаешь про ее мать. Спроси, когда она собирается представить мамашу-пропойцу своему жениху и его семье… А, у тебя не получится, зубов нет, чтобы держать укус! Самой придется…
Я села на кровати и свесила ноги, шевеля пальцами и разглядывая их в темноте. Мною до сих пор владело странное чувство, что мое тело — не совсем мое… Чужие ощущения вкрадывались исподволь, незаметно, как морщины на лице, которых не замечаешь, если каждый день смотришься в зеркало, но если взглянуть на собственный портрет в юности и сравнить, то с ужасом обнаруживаешь, что…
— Не трогайте Алису, пожалуйста! — неожиданно решительно заявила Лу. — Ей и так досталось! Я помирюсь с ней, она обязательно простит меня. Лучше скажите, это правда? То, что девочки обсуждали сегодня весь день?
— И что они обсуждали?
— Вырезателей, — ответила девчонка и поежилась. — У всех только и разговоров было про то, что это они вырезали… мою семью и недавно напали на Соляной замок, на господина Тиффано! Меня спрашивали, будто бы я была там… вместе с ним и даже…
— Ты была там. Ты героически спасла инквизитора, метнув кинжал в одного из бандитов, а потом еще оказала первую помощь защитникам замка.
— Но как же так? Как они могли?.. Ведь вы же тогда их убили?
— Убила, — кивнула я, подходя к зеркалу и разглядывая собственное отражение. — Но не всех. Мне кажется, или я поправилась?
— Вы? — удивилась Лу. — Нет, вы еще больше… В смысле, вы прекрасно выглядите!
— Плохо ты врешь, учиться тебе еще и учиться…
У меня сроду не было веснушек, а щеки… Почему они казались пухлыми? Я приблизилась к зеркалу, чуть не уткнувшись в холодную поверхность носом, а потом провела пальцем по отражению. Оттуда на меня смотрела другая. Ежения. Я отпрянула, зажав себе рот, чтобы не заорать от испуга. Что-то пошло не так, но я не помнила, что именно. Я забыла что-то важное… Рубины… Искра… И что-то еще? Часы? Биение сердца сливалось с мерным тиканьем часиков. Это успокаивало. За окном алел рассвет. А я так и не поспала толком, ни вчера, ни сегодня. Мысли разбегались, как бешеные тараканы, но одну из них мне удалось ухватить за хвост.
— Да… — повернулась я к Луиджии. — Что ты решила на счет ребенка?
Она съежилась на
