— Ее дар бесценен, — ухмыльнулась я. — И нужен мне самой.

— Пожалуйста, прошу вас! Мне нет дела до ваших преступлений, я просто заберу Милагрос с дочерью, и мы уедем отсюда!

— Не получится, — я тяжело вздохнула и покачала головой. — Никто никуда из Виндена не уедет. Здесь все и закончится.

— Что закончится? — побледнел Лешуа и яростно забился в веревках. — Только посмейте причинить ей вред!

Я обошла его кругом и похлопала по плечу, наклоняясь ближе и шепча на ухо:

— Винден похож на паутину, где правда и ложь причудливо сплетаются в реальность… Кто знает, кем окажется отец Луиджии? И кто окажется отцом ее ребенка? А, господин Лешуа? А если зайти еще дальше? И придумать нового отца для Александры?

— Вы о чем?

— У вас есть имя и деньги…

— Я отдам вам все!

— Вы признаете дочь Милагрос своей…

— Признаю!

— Признаете ребенка Луиджии…

— Что?

— … и женитесь на бедной девочке…

— Вы с ума сошли?!?

— Это будет так мило… — прослезилась я. — Мы сыграем две свадьбы в один день. Большая дружная семья Рыбальски. Сын женится на Алисе, вашей новой дочери от Милагрос, а вы женитесь на новой дочери Джеймса Рыбальски, осчастливив его внуком… или внучкой.

Я расхохоталась, глядя на вытянувшееся лицо Лешуа.

— Да-да, приходится чем-то жертвовать. Зато ваша Милагрос будет счастлива, что ее дочь принята в самую влиятельную семью Виндена, не будучи попрекаема за низкое происхождение или преступное прошлое ее матери… Разве не достойная жертва для любимого человека?

Велев Тени возвращаться в школу танца, а также отдав распоряжения хмурой управительнице, чтобы служанку ни под каким предлогом и близко не подпускали к Лешуа, а Ёжик не высовывал нос из усадьбы, я отправилась на ночную вылазку. У меня было много планов, начиная с посещения городской ратуши со знаменитыми часами Виндена и заканчивая визитом в дом на Фидеркляйд плац.

Ратуша являла собой образец тяжеловесной безвкусицы с пышным великолепием двух башен, соединявшихся в арочное перекрытие, в котором над городом парили часы. Я задрала голову, разглядывая их при свете луны. Циферблатом служило мозаичное панно из кусочков стекла, мрамора и метала, которые складывались в красочные фигуры отцов-основателей и святых. Вместо двенадцати цифр были буквы, собранные в надпись "Время в свете?". Очевидно, время в свете бесконечно? Знак бесконечности был размещен на двенадцати часах. Я тяжело вздохнула и отправилась покорять ратушу.

Винтовая лестница петляла, словно бешеный заяц, уходящий от погони. Но я все-таки дожала последний пролет и выбралась на арочное перекрытие, вспугнув ворон. С тихим шелестом крыльев они тяжело поднялись в ночь и с недовольным карканьем сели на шпиль, наблюдая за мной. Спящий город раскинулся подо мной, как на ладони. Я невольно вскинула руку с подаренными часиками — на них было начало двенадцатого ночи — и дернула дверь, намереваясь проникнуть в сердце часового механизма… Но на ней висел замок. А еще через полчаса я сдалась. Замок не поддавался. Вообще никак. У меня сложилось странное ощущение, что хитроумные запорные механизмы всего лишь для вида, а на двери просто висит цельный кусок металла, намертво сковавший дверь. Но это же невозможно? Часы ведь надо заводить, чинить, смазывать шестеренки или что там полагается смазывать?

Я принялась ожесточенно ковыряться в замке, досадуя, что не захватила с собой воровской порошок. Взорвать эту клятую дверь коту под хвост! Разнести поганую механику на болтики и шестеренки! В карканье ворон над головой чудилась скрытая издевка. Со всей дури стукнув массивную дверь ногой, я сплюнула и полезла спускаться. Ничего, ничего… Наведаюсь в дом к часовщику и украду ключ от часовой камеры! А заодно и сундуки обнесу! Ну а если у него и дома такие замки, то… взорву, Единый видит, взорву и все разгромлю!

На площади меня оглушило мелодичным перезвоном. Полночь. Я обернулась к часам и остолбенела. Снизу было видно, как дверь в часовую камеру открылась, из нее выползла фигурка святого Луки и с печально-торжественным перезвоном покатилась по арочной галерее. Я подобрала ноги в руки и ринулась обратно, твердя себе, что успею. Но не успела. Прямо под носом последняя фигурка в виде священного символа алой бесконечности въехала по рейкам в камеру, и дверь захлопнулась, едва не отрезав мне пальцы. Я в бешенстве заколотила по ней, плюясь и изрыгая проклятия.

По дороге на Фидеркляйд плац какой-то идиот попытался затащить меня в подворотню и ограбить, и я отвела душу, выколотив из него дурь и обобрав до копейки. Еще парочка бандитов встретилась мне на подходе к дому Алисы, и я почти пожалела, что наткнувшись на мой бешеный взгляд, они стушевались и исчезли в темноте.

Особняк больше походил на склеп. Веяло сыростью и запустением, было темно, хоть выколи глаз, даже не горели фонари на улице перед домом. Только лунный свет заливал неясным светом убогую обстановку. Остатки былой роскоши были прикрыты белыми пыльными тряпками, чем-то напоминая застывших в полете призраков. Мебели почти не было. Гуляли сквозняки, раскачивая старую лампу на цепях, а половицы скрипели даже под моей бесшумной поступью.

Я двигалась в темноте, идя на тепло, как идет голодный волк на запах крови. Единственная жилая комната в доме обогревалась обветшалым камином. Перед ним в кресле-качалке сидела… Равена. Я осторожно обошла женщину, чувствуя в воздухе кисловатый запах дряной выпивки и масляной краски. Старуха была мертвецки пьяна. Жизнь ее не пощадила. У нее были бесцветные замасленные патлы, изъеденное морщинами лицо и впавшие щеки. Она похрапывала, неприглядно обнажая беззубые бледно-розовые десны и пуская слюни. Будучи старше Тени на десять лет, Равена выглядела древней развалиной.

Чтобы привести в чувство пьяницу, надо засунуть его голову в ледяную воду и подержать пару минут. Так я и поступила. Отфыркиваясь и отбиваясь, старуха пришла в себя и уставилась на меня мутным взглядом. Нашлепав ее по щекам и надавав тумаков, я доходчиво объяснила, что со мной шутки плохи, а отвечать на мои вопросы надо быстро и внятно.

Пути Единого неисповедимы, но никогда не устают поражать меня каким-то извращенным чувством юмора. Вурстам пришлось спешно уехать из Ихтинборка, потому что обозленная мать Гийома, мужа Милагрос, искала встреч с внучкой и пыталась забрать себе девочку вместе с немалым наследством. По той же причине семейная чета поменяла и фамилию. Однако в Виндене, этом городе вечного праздника и бездумной роскоши, свалившееся богатство ударило мужу Равены в голову, подобно мочи. Он сдурел, швыряя деньгами направо и налево, купил баснословно дорогой особняк, устраивал балы, играл в карты, пил, влезал в сомнительные деловые