— Я сразу понял, что с тобой что-то неладно. Серый Ангел… — протянул воевода. — Или Цветочек?.. Тебя арестуют, едва мы въедем в предместья Ихтинборка.
— Даугав, избавь меня от долгих церемоний. Что ты хочешь?
— Я слышал о Цветочке. Поговаривали, что она сумасшедшая, но всегда держала слово.
Под ложечкой неприятно заныло. Кажется, я опять вляпалась в очередное дерьмо.
— А еще поговаривали, что ее услуги стоили очень дорого! — огрызнулась я.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Но прежде я хочу убедиться, что ты — Цветочек. Назови сумму, которую заплатили твоей банде за Блоху.
Я приподняла бровь. Откуда он вообще знает об этой сделке?
— Тысяча золотых.
Воевода поскучнел.
— Жаль. Придется сдать тебя страже…
— И девяносто шесть золотых сверху. По одному золотому за каждый шип.
— Демон раздери! Все-таки ты!.. — пальцы Даугава сомкнулись на моем запястье и дернули руку вверх. — Кто бы мог подумать, что вот так встретимся!
— Воевода, у меня абсолютная память, и я тебя раньше не встречала, — отрезала я, подавив желание заехать ему коленом в пах.
Мы застыли друг напротив друга, а нас обтекали фургоны, подводы с грузами, пешие путники, бойцы варда.
— Обещай! Обещай выполнить мою просьбу, и я отпущу тебя.
— Отпустишь? Куда? На съедение волкам? — я кивнула на безбрежную снежную равнину полей и тонкую кромку леса, темнеющую вдалеке.
— Дальше тракт разветвляется. Одна дорога ведет в Ихтинборк, а другая в Винден. Ты поедешь по второй. Возьмешь подводу и двух моих бойцов. Доберешься до поместья Седвига. Там дождешься меня. А потом… Поможешь моему побратиму.
— Это он в подводе?
— Да. Беглый каторжник. Обещай, что поможешь ему бежать в Гарлегию.
Перед глазами встало переплетение дорог и рек, искусно нанесенное на тонком себярском шелке. Поэтому воевода так трясся? Из-за тряпицы с детальной картой княжества? Мое давешнее предположение оказалось верным. Когда я полила теплой водой землю в шатре купца, то обнаружила пропажу. Шелк был настолько тонким, что выскользнул из шкатулки, мгновенно впитал кровь, потемнел и сделался незаметным, намертво вмерзнув в землю. Я оставила его лежать, где был, не желая ввязываться в еще одну историю. Но, как обычно, у Единого на меня были свои планы.
— Обещай! — хватка воеводы усилилась, и запястье отозвалось злой болью.
— Обещаю… — обреченно выдохнула я.
На развилке дорог мы с Тенью перебрались в подводу вместе со своими скромными пожитками и распрощались с торговым обозом. Путь на Винден был плохо расчищенным, неровным, и каждая встряска отзывалась во мне вспышкой острой боли в висках. Я забралась внутрь повозки и спросила:
— Как тебя зовут?
Ответом мне было молчание. Укрытый рогожей беглец отвернулся, в темноте был виден лишь его седой коротко стриженый затылок.
— Знаешь, что случается с людьми, которые не желают говорить мне свое имя? — я немного подождала ответа, но тщетно. — Я называю их сама. По собственному усмотрению. Ты будешь… Ежом.
Каторжник зашевелился и наконец обернулся. У него были глубоко запавшие на бледном лице карие глаза, борода и выдающийся нос с горбинкой. Тяжелый взгляд презрительно мазнул по мне, как по пустому месту. Я мстительно добавила:
— Даже не Ежом, а Ёжиком.
Я протянула руку, чтобы щелкнуть его по носу, но реакция оказалась отменной. Он перехватил меня за запястье и ощерился. Впереди не хватало пары зубов.
— Пошла вон!
Я спокойно разглядывала его, а потом поинтересовалась:
— Что у тебя с ногами? Давай говори, а будешь кочеврыжиться, вышвырну на мороз и оставлю подыхать.
— Не лезь ко мне, сука, — процедил он, вновь отворачиваясь. — Тебя наняли защищать, вот и делай свое дело. А меня оставь в покое.
Признаться, он меня разозлил.
— А вот грубить мне не надо, — прошептала я ласково у него над ухом. — А то не досчитаешься еще пары зубов, Ёжик. Я обещала переправить тебя в Гарлегию, но в каком виде ты туда попадешь, будет зависеть…
Повозка резко накренилась, обрывая на полуслове. Снаружи раздались встревоженные окрики бойцов. Я поторопилась выглянуть. Мы уже свернули с главного тракта, направляясь в отдаленное поместье Седвига, однако здесь дорога была плохо почищенной. Повозка наехала колесом на невидимую под снегом упавшую ветку, ось не выдержала веса и лопнула. Демон!
— Сколько до поместья? — спросила я одного из бойцов.
Он покачал головой.
— Десять миль. Он не дойдет. Надо чинить.
— Темнеет. До ночи успеете?
— Нет. Надо делать привал.
С ногами было все плохо. Ёжика тащил на себе один из бойцов. Оставив бесполезную повозку, мы двинулись вглубь леса и наткнулись на стоянку бродячих циркачей. Они заняли удобное для лагеря место, с подветренной стороны больших серых валунов. В очаге потрескивал огонь, булькала похлебка, суетилась беззубая старуха, с фальшивой приветливостью рассаживая нас у костра. Я хмуро оглядела три зеленых фургона, разрисованных ярко-красными кругами, тощих пугливых коней, которым никто не удосужился задать корма или почистить, лениво переговаривающихся между собой циркачей. Было удивительно тихо, только слышно, как в фургоне заходится в скулящем лае собака. Кстати, а почему пес внутри? Почему не слышно привычного гомона бродячей жизни артистов: песен, смеха, ругани? Я вдруг почувствовала себя загнанным в ловушку зверем, которого пришли добивать. Ярмарочная мелодия из сна крутилась в голове.
— Почему вы путешествуете зимой? — спросила я рыхлого широкоплечего здоровяка, который жадно заграбастал миску и лакал похлебку без ложки, словно голодная псина.
— А вы? — положа великану руку на плечо, вместо него ответил лысый коротышка с лицом, на котором застыла, как приклеенная, холодная улыбка. — Какая нужда выгнала в непогоду {вас}?
Лживое зеркальное отражение. Обманчиво, неправильно. Плач шарманки. Как во сне. Я стала подниматься, но не успела даже подать знак тревоги. Короткое бульканье, хрип, чавкающий удар. Одного из бойцов полоснули по горлу, второму размозжили голову. Звук завалившегося прямо в костер тела, захлебнувшийся вскрик Тени. Кто-то сзади усадил меня обратно. Я замерла, глядя в равнодушные серые глаза лысого предводителя. Кривое отражение меня. Почему?
— Этого добить? — спросил один из бандитов, подняв за шиворот яростно извивающегося Ёжика.
— Оставь пока. Потом развлечемся. А с тобой, голуба, позабавимся сейчас.
Коротышка достал нож и схватил меня за волосы. Зеркало лезвия вскипело и лопнуло с нечеловеческим визгом, разлетелось сотнями осколков чужой боли. Приступ! Но в глазах уже сделалось громко от бешенства, а кровь застыла горькой обжигающей пряностью.
Он тащил меня за волосы, потом швырнул прямо на землю, оседлав и играя перед лицом острым лезвием. Но я видела лишь примятый чьим-то сапогом подснежник, обманутый издыхающей весной. Ублюдок задрал на мне рясу, и кожу бедра прочертила острая боль от пореза. Где-то страшно закричала Тень. Звуки рассыпались в страшном безмолвии его возбужденного дыхания.
