— Ну? Я же прав, да? — мальчик немного ёрзает на месте, обнимает свою игрушечную рыбку чуть сильнее.
— Мы целовались, но, — выделяет слово Иккинг, даже поднимает указательный палец вверх, — я её попросил. Я очень серьёзно болен, и таким образом она помогает мне справиться с болезнью.
— Ого! А чем ты болен? Что-то очень серьёзное?
— Очень серьёзное, друг мой. Я даже боюсь произносить это вслух.
— А тебе ещё кто-то помогает кроме Астрид?
— Увы и ах, нет. Только Астрид может помочь мне.
— Прямо как в «Спящей красавице»?
— Типо того, — усмехается Иккинг; переводит взгляд на вход в коридор и видит саму Астрид: она стояла, скрестив руки на груди, немного щурилась, глядя на него, — А знаешь, что, Густав? Не пора ли бы тебе полдничать?
Мальчик ещё больше оживился.
— О, точно! Астрид, а можно чайку поставить? — восклицает Густав. Увидев девушку, убавляет голос и указывает ручкой на Икка, — И ему тоже.
— Конечно, — Астрид улыбается; Иккинг заметил в её глазах некую игривость, когда она мельком взглянула на него.
Иккинг, Астрид и Густав сидят за столом на большой кухне. Густав пьёт разбавленный холодной водой чёрный чай, Иккинг хлебает горячий зелёный чай, а Астрид опять пьёт свой кофе.
— Астрид, а как давно ты помогаешь Иккингу с его болезнью? — продолжает задавать вопросы мальчонка. Хофферсон быстро метнула хмурый взгляд на Иккинга. Тот молча пожимает плечами, опять криво и глупо улыбается.
— Совсем недавно, Густав. Иккинг действительно болеет, и я помогаю ему оправиться, — Астрид всё же решила подыграть Иккингу. А куда же деваться?
— А как так вышло, что он заболел?
— Так вот вышло, Густав, — говорит за себя Иккинг, — Подхватил где-то, понимаешь, такую вот хворь, теперь мучаюсь… Уже месяца четыре как.
— А как ты понял, что заболел?
— Ну, трудно сказать… В общем, я пытался… Улететь отсюда, — делает усилие Иккинг, немного жмурит глаза, — Далеко и насовсем. Но потом меня вернули… После этого и заболел. Сначала всё тело болело, голова кругом ходила каждый день. Врачи пичкали меня таблетками. Но потом мне стало легче… Но я всё ещё лечусь, потому что не долечился…
— Ох… А вы с Астрид давно общаетесь?
— Конечно.
— А она помогала тебе до болезни?
— Трудный вопрос, дружок, — коротко смеётся Икк, быстро глянув на подругу. Она пила свой кофе и просто молча наблюдала, как Иккинг тонет в последствиях ранее сказанного, — Не могу сказать. Я не помню.
— Ну, ладно… Просто мне интересно, что это за болезнь такая странная, что лечится поцелуями…
Иккинг вздыхает, опять переводит взгляд на подругу. Взгляд его нежный, но такой грустный, и Астрид видит это. Глаза стали какими-то стеклянными, начинают тихонько краснеть. Говорит, не глядя на Густава, а на Астрид, свой диагноз, что высечен на сломанном теле с того самого дня:
«Разбитое сердце».
========== Changes ==========
Комментарий к Changes
Отдых пришёл сам собой. Опять заболела, и теперь сижу дома на больничном. Да и всё равно, что через две недели пробники егэ. Прорвёмся как-нибудь.
***
… Невезенье моё скрыть как, влезть как в место, где мне тесно?..
С того дня прошла неделя. Что-то изменилось, а что-то нет. Астрид по-прежнему пьёт кофе, всё не в силах одолеть свою тягу… В принципе, это единственное, что осталось неизменным.
Иккинг впервые за столь долгое время не говорит отражению утреннее приветствие с горечью и грубостью, а наоборот: со слабой улыбкой, даже жизнерадостно. Гаптофобия потихоньку отпускала его, как и бессонница. В больницу стали звать намного меньше; Хэддок чуть свободнее задышал, теперь не приходилось по утрам «заводить мотор».
Обстановка в семействе Хэддоков накалилась. Стоик недоволен, что его сын скатился до большого количества четвёрок (Иккинг имел в четверти всего две четвёрки, теперь их аж семь), ругается на него из-за того, что он, как в старые добрые, опять начал пропадать где-то с Астрид.
Да, подростки окончательно вернулись в прежнюю колею. Но Стоику же не объяснишь, что именно благодаря подружке Икк начал выкарабкиваться из депрессии.
Вместе с тем, Иккингу всё труднее становится сдерживать себя. Его настолько переполняли чувства, что, кажется, ему и вечности не хватит рассказать о них.
Ему хотелось обнимать Астрид. Быть рядом с Астрид везде и всегда. Целовать Астрид. Даже где-то в глубине душонки хочет заняться с ней сексом (ну, что поделать, все парни этого хотят в таком возрасте), но об этом не будем.
Астрид тоже чувствовала это странное напряжение и адскую тягу к другу… Хотя, как она смеет теперь называть его другом после тех поцелуев и тех объятий?
Оба медлили; будто нарочно не хотят признаваться и в так понятных вещах. И так знают, что не всё так просто между ними. Ещё тогда, до всех событий, всё было ясно. Но неуверенность, стыд и боязнь какого-то разочарования сыграли свои роли: посеяли в душах подростков сомнения, страхи; вечную грусть по той любви из сказок, что никогда не будет в реальности.
С утра Иккинг сидел за столом, полноценно завтракал (наконец-то не эти бутерброды с нутеллой). Напротив него — Стоик, угрюмый, что жевал запеканку; исподлобья зыркал на сына серьёзным взглядом.
— Исправил оценку по математике? — задаёт вопрос мужчина.
— Я работаю над этим, — Иккинг разглядывал в тарелке свою порцию запеканки, ковырял её вилкой, — После школы иду к Тиму, он обещал помочь с темой.
— Хорошо. Надеюсь ты мне не врёшь. Потому что я не желаю, чтобы ты опять гулял с этой своей Астрид.
— Ты мне запрещаешь? — наконец смотрит на отца Иккинг. Парень немного хмурится, потому что дело опять касается его подруги.
— Не запрещаю, но пока. Повторяется та же история, что и с Хедер, и я хочу предотвратить это.
— Не повторяется. Всё абсолютно не так. — отрицает Иккинг, мотая головой, — Астрид лечит меня.
— Может и так, но и калечит тебя, Иккинг. Точнее сказать, твою успеваемость, — выделяет слова Стоик, — Только попробуй оспорить это, — Иккинг лишь еле заметно скалится на это, так и говорит своим выражением лица: «А вот и оспорю, тебе назло!»
— Когда меня выпишут из больницы, ты увидишь, что Астрид тут не причём, — угрюмо заявляет Иккинг, наконец начиная есть запеканку, — Я до сих пор хожу в школу через день.
— Вместо того, чтобы гулять
