Даже на открытом воздухе, несмотря на едкий запах костра, я ощутил, что Геновефа совокуплялась. Разумеется, в этом не было ничего исключительного: редкая ночь проходила без того, чтобы мы этим не занимались; однако я уже так хорошо был знаком с ароматами различных ее выделений, словно они были моими собственными. На этот раз запах был незнакомым – corelaceous, а не lactucaceous, то есть мужским, а не женским, и абсолютно точно не принадлежал ни Тору, ни Торну.
Я посмотрел на Геновефу: она сидела и ощипывала глухаря; какое-то время я не произносил ни слова, перебирая в уме всех, кого мы встретили в тот день по дороге. Их было пятеро: двое всадников с вьюками, притороченными к седлам; мужчина и женщина на мулах; пеший старик-углежог, пошатывающийся под тяжестью своего груза. Каждый из них бросил хотя бы мимолетный взгляд на мою хорошенькую спутницу. И разумеется, кто-нибудь еще вполне мог пройти мимо, пока я охотился.
Геновефа как раз насаживала выпотрошенную птицу на зачищенную прямую ветку, когда я спросил ее сурово:
– Кто это был?
– Ты про что? – вроде бы удивилась она, не поднимая головы, пристраивая вертел над огнем на двух стоящих вертикально рогатинах.
– Ты недавно переспала с каким-то мужчиной.
Геновефа взглянула на меня вызывающе и одновременно настороженно:
– Ты следил за мной? Видел, как я этим занималась?
– Мне нет нужды следить. Я могу унюхать мужские выделения.
– Vái, а я-то думала, что у меня острый нюх. У тебя, должно быть, нос хорька. – Она равнодушно пожала плечами. – Да, я переспала с мужчиной.
– Но почему?
– А почему бы и нет? Просто подвернулась подходящая возможность, ты отсутствовал. Я притворилась, что в копыте моей лошади застрял камушек. А Личинке велела ехать вперед. – Она добавила холодным тоном: – У меня было не так уж много времени, но мне хватило.
Я произнес с чувством:
– Но почему, почему, Геновефа, ты совершила такую низость? Когда между нами было все, что только возможно…
– Избавь меня от нравоучений, – перебила она, закатывая глаза, словно все это ее утомило. – Ты никак собираешься читать проповедь о супружеской верности и постоянстве? Я уже говорила тебе: я устала быть твоим довеском. Я хочу, чтобы меня замечали саму по себе. И этот мужчина меня заметил.
Я закричал:
– Кто? Какой мужчина? – Я схватил ее за плечи и принялся трясти. – Я видел всех, кто проходил сегодня мимо. Который из них?
Зубы у Геновефы клацали так, что она с трудом могла проговорить:
– Это был… это был… углежог…
– Что?! – взревел я, изумившись так сильно, что невольно отпустил ее. – Но почему из всех мужчин, кто нам сегодня встретился, ты выбрала этого отверженного грязного скловена-крестьянина?
Она самодовольно ухмыльнулась:
– Акх, у меня бывали прежде любовники-скловены. Но никогда еще я не пробовала с таким стариком. С таким грязным стариком. Согласна, он отвратительный, но в новизне впечатлений есть своя прелесть. Однако в целом мне совершенно не понравилось.
– Ты лжешь! А если я сейчас отправлюсь в погоню и убью негодяя!
– Как хочешь. Мне нет никакого дела до того, кого ты убьешь!
– Личинка! – крикнул я. – Не расседлывай Велокса! Веди его сюда!
Личинка, который слышал перебранку, подошел к нам, прячась за лошадью, трясясь от страха. Я сказал ему:
– Следи за птицей внимательно. Переворачивай вертел. Мы вернемся к тому времени, когда ужин будет готов.
Затем я чуть ли не забросил Геновефу в седло, сам запрыгнул сзади и пустил Велокса галопом. Нам пришлось вернуться обратно совсем недалеко, мы быстро отыскали старика. Он сидел, скорчившись, у маленького костерка, разведенного из своего собственного угля, и жарил грибы, нанизанные на прутики. Он удивленно взглянул на нас, когда я стащил Геновефу с седла и швырнул на землю рядом с ним. После этого я взмахнул мечом, приставил его конец к горлу углежога и прорычал Геновефе:
– Вели ему признаться! Я хочу услышать это от него!
Старый негодяй, вытаращив от ужаса глаза, забормотал:
– Prosim… prosim. – По-скловенски это значит «пожалуйста».
Внезапно вместо слов изо рта углежога полилась струйка крови, залив ему всю бороду, а мне руку, сжимающую меч. Затем, столь же неожиданно, он повалился на землю, и я увидел, что из его спины торчит поясной кинжал Геновефы.
– Вот, – сказала она, одаривая меня соблазнительной улыбкой. – Я все исправила. Ты доволен, Торн?
– Я не получил доказательства, что это был именно он.
– Получил. Только взгляни на него. Какое у старика безмятежное выражение лица. Это человек, который умер счастливым.
Она наклонилась, чтобы вытащить свой кинжал, мимоходом вытерев оружие о рваный плащ крестьянина, и снова вложила его обратно в ножны.
– Допустим, ты говоришь сейчас правду, – ядовито заметил я, – но тогда получается, что ты дважды обманула меня с одним и тем же мужчиной. Я хотел убить его сам. – Я приставил свой меч к горлу Геновефы, а другой рукой схватил ее за тунику и притянул к себе. – Так заруби себе на носу: то же самое я сделаю и с тобой, если только ты когда-нибудь повторишь свою ошибку.
Я увидел в голубых глазах Геновефы настоящий страх, и ее слова прозвучали искренне, когда она сказала:
– Я все поняла, Торн.
Но в ее дыхании я унюхал все тот же запах фундука – запах чужих мужских выделений, поэтому я грубо отшвырнул ее прочь от себя, сказав:
– Имей в виду также, что мое предупреждение относится как к Тору, так и к Геновефе. Я не собираюсь делить тебя ни с одной женщиной и ни с одним мужчиной.
– Говорю же: я все поняла. Видишь? Я исправляюсь. – Геновефа отыскала пустой мешок, который принадлежал убитому, и принялась наполнять его кусками угля. – Я даже забочусь о том, чтобы нам было чем топить костер. Теперь давай сбросим труп в реку, вернемся в лагерь и поужинаем. Я что-то от переживаний проголодалась.
Она ела с аппетитом и без умолку болтала во время ужина: совсем по-женски, о каких-то пустяках, и так весело, словно ничего особенного в этот день не случилось. Личинка же почти не притронулся к птице, он вообще старался стать незаметным, почти невидимым. Я тоже ел мало, потому что лишился аппетита.
Прежде чем мы улеглись спать, я отвел Личинку в сторону, чтобы не услышала Геновефа, и приказал ему с этого времени следить за ней.
– Но, fráuja, – захныкал он, – кто я такой, чтобы следить
