– Где уж мне, – едко заметил Ной. – Я не умею поддерживать потолки, которые к тому же не собираются падать. Тут нужна особая квалификация.

Цезарь мог бы сказать, что тут нужна готовность отдать кораблю все свои силы без остатка, и корабль, почувствовав это, перекачает их в себя. Пусть мало в человеке физических и психических сил по сравнению с мощью звездолета, но чтобы запустить процесс восстановления этой мощи, порой требуется совсем немного энергии, ровно столько, сколько может отдать сильный человек, от всей души и с риском для жизни пытающийся помочь кораблю. Ипат сделал это. Потолок не собирался падать? Да, в тот момент еще не собирался, но, наверное, упал бы, если бы «Топинамбур» умер. Цезарь не знал и знать не желал, что бывает с людьми, находящимися внутри умершего биозвездолета, давит ли их потолок, как клопов, или они просто умирают, отравленные разлагающейся плотью корабля. Он хотел высказать все это Ною и даже рот открыл, но не нашел слов и решил, что сделает это как-нибудь в другой раз. Может быть. А может быть, и нет, потому что Ной уж наверняка назовет идиотом всякого, кто заикнется о самопожертвовании. Корабль, Ипат и Ной устроены по-разному, и ничего тут не поделаешь.

– Через несколько часов он будет как новенький, – вместо всего этого сказал Цезарь об Ипате. – Корабль о нем позаботится. Илона, сядь на место и помолчи, будь добра.

– Очухался, значит, наш корнеплод? – осклабился Ной.

– Сам ты корнеплод! – обиделся Цезарь. – «Топинамбур» уже почти в порядке. Не хочешь помочь – не мешай. Кажется, сейчас хорошая драка будет…

Гром рассекаемого воздуха стал слышен уже всем в корабле. Точки в небе, еще минуту назад похожие на рой мошкары, приблизились и превратились в пузатые летающие машины. Их сопровождали остроносые аппараты хищных очертаний, стремительные и верткие. Покружившись на некотором расстоянии вокруг посадочной площадки, пузатые пошли на посадку, а остроносые устроили в небе карусель.

– Хвала Девятому пророку! – выдохнул Цезарь. – Десант будет. Ага, вон он!..

– А силовое поле? – спросил Ной.

– Почем я знаю! Может, снаружи оно проницаемо. В памяти «Топинамбура» данных о таком поле нет. А вот машины он узнал: точно такие же использовались в период Второй Галактической войны…

– Так давно? – спросила Илона, не сводя глаз с медленно оживающего Ипата.

– А твои предки откуда? – парировал Цезарь. – Недавно, что ли, они попали на Дар? Как раз в те времена и попали. И были забыты, как эти. Мало ли забытых планет…

Дарианка замолчала. Тем временем за кольцом полусферических машин из распахнутых недр десантных посудин выскакивали десантники в тусклой серой броне, мгновенно мимикрирующей под цвет бетона, а в небе настырно кружили остроносые машины.

– Хотел бы я быть сейчас где-нибудь далеко отсюда, – проговорил Ной. – Если они прижмут нас сверху этим полем или жахнут сквозь него чем-нибудь… – Он покачал головой.

– Не жахнут, – отрезал Цезарь. – Десантников видишь, нет? Будет штурм.

– С чего ты взял? – спросил Ной.

– Им нужны пленные. Они тут несколько тысяч лет живут, не зная того, что делается в Галактике, а тут приперлись мы. Им интересно.

– Пф! Могли бы просто спросить!

– Эти созданы, чтобы допрашивать, а не спрашивать. Ты хоть заметил, что все они одного роста?

Ной прищурился, вгляделся и скривил рожу.

– Действительно… Опять клоны, что ли?

– «Топинамбур» думает, что они андроиды. Здесь фабрика солдат, понятно?

– Кто же ее построил? – пробормотала потрясенная Илона.

Никто не удостоил ее ответом – было не до того. Прекрасная дарианка, отлично знавшая, что ее народ происходит от клонов, была потрясена. В далекие – и вряд ли мирные – времена на Дар была заброшена партия клонов-строителей, клонов-фермеров, клонов-инженеров… Для чего? Для удобства людей, которые так и не прибыли, – или только для того, чтобы впоследствии сделать планету пригодной для поточного производства идеальных штампованных солдат?!

Клоны хотя бы не были чужды ничему человеческому, кроме пороков…

Слезы потекли по щекам Илоны. Никто помимо Семирамиды этого не заметил. Но сладкоголосая на сей раз не проронила ни слова.

– Что-то они не идут на штурм, – заметил Ной.

– Но и не стреляют, – парировал Цезарь.

– Так-то оно так, но не нравится мне это… Чего они стоят, как истуканы?

Цезарь ответил одним словом:

– Любуются.

– Чем?!

– Агонией корабля, конечно, чем же еще. Эти ребята еще не видели умирающих биозвездолетов.

Ной догадался мгновенно.

– А, так ты приказал кораблю изобразить корчи?

– Не изобразить, а продолжить, – насупился Цезарь. – Вначале-то корабль корежило по-настоящему…

При этих словах он передернулся – наверное, чувствовал то же, что и корабль, когда упирался в стенку любом. Внутри Ноя шевельнулось нечто похожее на зависть, но сейчас же сгинуло. Глупо завидовать мальчишке, да и вообще каждому свое.

А Цезарь, стряхнув с себя мимолетную хандру, расправил узкие мальчишеские плечи, осклабился и даже как будто стал выше ростом. Сейчас он был полководцем, первым и единственным полководцем Зяби, и отлично понимал это. Ведя войну на чужой территории, он собирался вести ее малой кровью, но эффективно. Эти солдафоны еще пожалеют, что напали на зябиан!

Он очень жалел, что не может видеть события со стороны.

А поглядеть было на что. Для любого внешнего наблюдателя, будь он хоть невежественным туземцем с мотыгой, хоть вышколенным солдатом с ручным лучеметом на ремне, корабль умирал. Он судорожно подергивался, пульсировал, хаотично и неприятно для глаз менял цвет, выращивал и тут же прятал какие-то ложноножки, выпустил из себя порцию гнилостного запаха, а главное, уменьшился в росте и как бы растекся вширь, ни дать ни взять – протоплазма. Правда, пока еще живая протоплазма, но любому наблюдателю было ясно: это ненадолго.

И вот наступил финальный – по мнению того наблюдателя – аккорд. Корабль вспучился в последнем пароксизме, подрожал немного и принялся умирать окончательно. К данному процессу он подошел со всей ответственностью и проделал все, что полагается: подергался и подрожал уже не весь, а отдельными частями, издал звук, похожий на «уы-уы-уы», и вырастил на своем теле сотни две студенистых волдырей. Самый крупный волдырь неожиданно прорвался, из него изверглась и растеклась по бетону гадкая пенящаяся жижа, а когда она вся вытекла, в боку «трупа» корабля оказалась зловонная пещера достаточных размеров, чтобы войти в нее, сильно согнувшись. Умница Цезарь не собирался делать послаблений десантникам, опасаясь, как бы они не заподозрили ловушку.

– Хочешь взять пленного? – догадался Ной.

– А то как же! – Цезарь просто наслаждался, и углы его рта отъехали к ушам.

– Бери офицера.

– Ага! – Теперь Цезарь возмутился. – Двух! Где у них хоть один офицер? Покажи.

– Постарайся заметить, кто будет отдавать приказы… Кстати, «Топинамбур» может выбраться отсюда сквозь бетон?

– В любой момент.

– А поле?

– Под землей оно ослаблено, если вообще есть.

– Это точно – или ты так думаешь?

– «Топинамбур» так думает, – отрезал Цезарь,