– О чем ты только что подумала? – спрашивает он, опускает взгляд на свою руку, а затем убирает ее.

– Что хочу оттолкнуть вашу руку, – признаюсь я, поднимая на него взгляд. Он улыбается.

– Хорошо, – говорит он. – Теперь ты отвечаешь честно.

Во всем происходящем есть что-то знакомое, словно это танец, который мы давно репетировали, а потом забыли. Как будто я помню порядок действий где-то в глубине души.

– Мена, тебе ведь не нравится, когда мы до тебя дотрагиваемся? – спрашивает он, встает и подходит к своему столу.

– Нет, – отвечаю я.

– Но ты это позволяешь. Почему?

Этот вопрос больно ударяет меня, я чувствую вину вперемешку с отвращением. Со мной обращаются несправедливо и меня же в этом обвиняют.

– Потому что мне кажется грубым вас отталкивать, – признаюсь я. – И я боюсь, что вы рассердитесь, будете мной недовольны.

– Чудесно, – с гордостью произносит он. – Великолепное рассуждение. Ты усвоила, какого поведения от тебя ожидают.

– Если вы знаете, что мне это не нравится, – говорю я, – тогда почему вы все равно прикасаетесь ко мне?

Кажется, мой вопрос его удивляет.

– Мы демонстрируем наше расположение, – озадаченно отвечает он. – Это комплимент. Филомена, ты прекрасная девушка. Тебе должно быть приятно.

Мне не нравится его ответ, и он, видимо, понимает это по моему лицу, потому что берет со стола стакан сока и снова подходит ко мне. Просит отпить еще раз. Я отказываюсь, но он все равно подносит стакан к моим губам, наклонив его так, чтобы жидкость касалась их.

Антон прижимает стакан к моим губам, зеленый сок стекает по моему подбородку. Затем он зажимает мне нос, не давая дышать. Я пытаюсь оттолкнуть его, но я слишком слаба. Слабее, чем когда-либо.

Глаза начинают слезиться, и мне приходится открыть рот и сделать глоток. Он дает мне вдохнуть и не убирает стакан, пока я не выпиваю все. Я чувствую, как слезы стекают по щекам. Меня начинает подташнивать.

Антон ставит на стол пустой стакан и достает из кармана платок, чтобы вытереть мне лицо. Он продолжает говорить, словно не происходит ничего необычного. Но я не могу перестать плакать. Я чувствую себя обесчещенной и испуганной.

– Дело не только в тебе, – произносит Антон, снимая белое полотенце с металлического подноса. Он заслоняет его, так что я не вижу лежащих на нем инструментов.

– Вся ваша группа такая, – продолжает он. – У первых учениц редко случались проблемы с контролем побуждений. Они были очень покорными, но в то же время… – Он сжимает губы, словно задумавшись над поиском правильного слова. – Чересчур кроткими, – наконец заканчивает он. – Из-за этого до выпуска добрались лишь несколько. Так что, когда академия стала отбирать новых девочек, – говорит он, – мы изменили критерии.

Он поворачивается ко мне, опираясь на стол.

– Понимаете ли вы, что среди вас – лучшие ученицы академии? Не говоря уже о том, что вы все невероятно харизматичны и можете даже быть пылкими и вдохновенными, если захотите. Любопытными. И все это – в дополнение к тщательно сбалансированным, продуманным чертам характера, которые мы предлагаем нашим главным инвесторам. Но эти черты имеют смысл, только если они остаются под контролем.

Я осознаю, что больше вообще не могу пошевелить ногами. Не могу пошевелить руками.

– Но вот что беспокоит меня, Мена, – продолжает Антон. – Нам сложно понять, в какой момент мы утратили контроль. Теперь эта граница так тонка. Ты определенно усложняешь мою работу.

Он тихо смеется, словно это наша общая проблема. А может, так и есть. Может, он говорит мне все это каждый раз, когда я прихожу на терапию. Я пытаюсь вцепиться в ручки кресла, чтобы встать. Хочу попытаться убежать, даже если не смогу продвинуться далеко.

Я не способна произнести ни слова.

Антон смотрит на меня долгим взглядом, а затем кивает.

– В соке были парализующие вещества, – прямо поясняет он. – Для этого мы выращиваем растения в теплице. Я понимаю, что это неприятно. – Он постукивает пальцем по виску. – Возможно, внутри все будто чешется, словно какое-то беспокойство. Но все будет в порядке, – добавляет он, подходя ближе.

Когда он встает у меня за спиной, мне наконец удается разглядеть инструменты, лежащие на столе. По щекам снова катятся слезы.

На столе несколько инструментов, но наиболее угрожающе выглядит длинный острый металлический скальпель. Больше похоже на нож для колки льда.

Кресло, в котором я сижу, внезапно сдвигается, и, если бы я могла говорить, я бы вскрикнула от испуга. Антон откидывает спинку кресла назад, так что я оказываюсь лежащей на спине. Лампа светит мне прямо в глаза. Нога свисает через край кресла, болтается в воздухе. В совершенном ужасе я понимаю, что не способна пошевелиться, но при этом чувствую все. Чувствую, как Антон откидывает волосы с моей шеи. Как его теплые пальцы касаются моей щеки, а затем больно надавливают на лоб, над левым глазом. Но я даже не могу сказать ему, что мне больно. Я ничего не могу сказать.

– А теперь настало время действовать на основе предположений, – произносит он, признавая свою недоработку. – Возможности наших лекарств ограничены, даже если они разработаны специально для конкретной цели.

Я даже больше не уверена, что он разговаривает именно со мной. Он просто размышляет вслух.

– Все мы когда-то ошибались, – добавляет он, а потом улыбается, склонившись надо мной. – Все мы люди, верно?

Он отходит в сторону, и мне остается только смотреть на яркую наклонную лампу прямо у меня над головой. Мне нужна помощь – но помощь не придет. Раньше никто мне не помогал. Уже в который раз? Сколько раз я уже через это проходила?

Антон появляется снова, и на этот раз на нем другие очки, в них более толстые линзы, так что его глаза кажутся большими. Он встает рядом с моей головой, и я вижу его словно вверх ногами, когда он наклоняется надо мной. Улыбаясь, он заносит надо мной инструмент, похожий на нож для колки льда.

– Итак, – спокойно произносит он. – Сейчас я вставлю это тебе под глаз, Мена.

Внутренне я кричу и пытаюсь вырваться. Я борюсь за жизнь. Но мое тело остается неподвижно лежать в кресле.

– А потом я задам тебе несколько вопросов, – продолжает Антон. Он касается моего глаза рукой в перчатке, широко раскрывает его, оттягивая веко. – Основываясь на твоих ответах, я внесу небольшие поправки. – Он подносит острие к моему глазу, но на мгновение останавливается, чтобы снова посмотреть на меня. – Будет больно, но недолго, – добавляет он с оттенком сочувствия в голосе.

Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!

А потом я чувствую холодное прикосновение к внутренней стороне века, а следом за ним – самое мучительное ощущение, которое я когда-либо испытывала. Словно молот бьет по голове, словно нож вонзается в кости.