Окна в доме выглядели темными и сонными. Я очень надеялась, что родители уже легли спать, хотя кто-то внутри меня ехидно шептал, что вряд ли они смогут видеть хорошие сны, пока их дочь где-то бегает.

Тем не менее, когда я проникла через черный ход, в доме стояла тишина. Ну да, время уже шло к полуночи. А мама предпочитала ложиться не позже одиннадцати, считая, что таким образом она сохраняет свежий цвет лица. Папа же вставал очень рано, так что тоже отправлялся в постель не слишком поздно.

Я на цыпочках преодолела узкий коридор, соединявший черный ход с кухней, сейчас темной и пахнущей выпечкой. Потом неслышно пересекла гостиную, где длинные тени от садовых фонарей лежали на полу, а затем юркнула в малую гостиную. Там прислушивалась к звукам, но все было тихо. Потому, подобрав юбки, я осторожно ступила на лестницу.

Шаг…

Второй…

Седьмой…

Свет в гостиной вспыхнул так внезапно, что я на мгновение зажмурилась.

– Элизабет Килей! – голос отца буквально пригвоздил меня к месту. – Потрудитесь объяснить, леди, как понимать ваше поведение?

«Спасите!» – пискнуло что-то внутри, пока я очень медленно поворачивалась к отцу.

Он стоял внизу, одну руку положив на голову Тьера. Судя по вздыбленной шерсти фьюрри, что серебрилась лунным светом, мой папа сейчас был очень зол. Прямо-таки в ярости, хоть и с каменным выражением лица.

– Доброй… – Я сглотнула. – Ночи.

Тьер тихо зарычал, но осекся, когда ладонь отца провела по его загривку вверх-вниз.

– Я думал, ты выросла.

Эти слова прозвучали как пощечина. Даже щеки запылали. Лучше бы папа кричал, грозил всевозможными карами. А этот тихий голос, в котором звучало неприкрытое разочарование…

И самое мерзкое, что мне даже нечем крыть.

– Я не хотела видеться с Леонаром, – прошептала тихо-тихо.

– Не хотела так сильно, что решила нас опозорить?

Ну давай же, накричи на меня! Только не говори таким тихим голосом.

– Я не хотела!

Всего двумя фразами отец заставил меня сейчас трястись от стыда. И то, что казалось храбрым поступком, предстало совсем в другом свете.

– Иди к себе, – так же тихо проговорил он. – Не шуми, твоя мама легла сразу, как ушли гости. Надо сказать, они были очень вежливы и приветливы. А еще сильно сожалели о том, что ты приболела и не смогла спуститься. Мама так расстроилась, что у нее началась мигрень. Пришлось наложить исцеляющее заклинание. Она будет спать до утра. Надеюсь, ты сумеешь нам объяснить свой поступок.

Он отвернулся и ушел в сторону кабинета, оставив меня на лестнице.

В комнату я поднималась очень долго. Ноги казались каменными, неповоротливыми.

Стыдно. И одновременно я понимала, что, оставшись на вечере, могла бы не удержаться и наорать на Леонара. При одной только мысли о его смазливом лице и снисходительном взгляде в висках начинали стучать молоточки.

Даже с Адрианом переписываться не хотелось. В груди жгло от слов отца. А плакать не получалось. Так что я просто стянула одежду, накинула ночную рубашку и забралась под одеяло.

Я обязательно объясню им все. Может, они не так поняли меня вчера, когда рассказала про Леонара? Может, надо было сообщить все мелочи?

Да! На следующих выходных так и сделаю. Уверена, что родители меня поймут! Скорее всего, все равно накажут, но хотя бы поймут!

Я плотнее закуталась в одеяло. Из приоткрытого окна тянуло свежестью и запахом осени.

Я думала, что не сумею заснуть, но решение сообщить родителям все подробности ссоры с Леонаром успокоило. Не верилось, что они останутся на его стороне. Потому сон пришел незаметно.

Но спокойным он не оказался.

Мне снилась война. Кровь текла по мостовым Клейрона, струйками стекала из-под закрытых дверей домов. Где-то далеко слышались крики, я различала некоторые заклинания. А рядом кто-то крепко держал меня за руку и шептал:

– Войну развязали обе стороны, Элизабет. И она до сих пор идет, только не на виду. Пока одни считают виновными других, равенства не будет. А значит, война может начаться снова. Снова кровь и жертвы. Снова разрушения. Только потому, что часть магов считает себя умнее и порядочнее, чем другие.

Я все пыталась посмотреть на того, кто находился рядом, но почему-то не могла. А голос – усталый голос не менее усталого мужчины – продолжал литься в уши.

– Смотри, Элизабет, что ждет нас всех. Смотри. Это не прошлое.

Я и сама видела, что это не прошлое. Потому что узнавала Клейрон моего времени.

А потом увидела Адриана. Он стоял на коленях, прямо на окровавленной мостовой. А его волшан… он лежал, распластав крылья.

– А был ли не прав Зарекк? – услышала я перед тем, как заорать.

Я подскочила на постели, понимая, что продолжаю кричать и тянуться в пустоту. Где еще недавно был мой Клейрон. И Адриан. И его погибший волшан. Перед глазами стояло лицо друга: пугающе-пустой взгляд человека, который потерял смысл жизни.

– Проснулась, дрянь!

Мама ворвалась в комнату, как бешеный вихрь. Я не успела и глазом моргнуть, как она подлетела к кровати – растрепанная, в домашнем клетчатом платье – и отвесила мне пощечину. Да такую, что в глазах засверкали звездочки.

– Люсиль, прекрати!

Мамину руку, занесенную для повторного удара, перехватил отец. Он-то как раз выглядел безупречно: то ли собирался выезжать из дома, то ли только что вернулся.

Неважно. Щека у меня горела, в глазах скапливались предательские слезы, а в голове стучало лишь одно: «Проспала, проспала».

Вместо того чтобы проснуться на рассвете и выскользнуть из дома, я вылезла из сна только лишь ближе к десяти утра. Почему не сработал будильник?

Ответ напросился сам собой: потому что я приехала домой только вчера и за всеми хлопотами банально забыла его подпитать зарядом от домашнего кристалла. Такие стояли во всех более-менее богатых домах. Кристаллы заряжали сильные маги каждой стихии. Служили они около месяца, а после надо было отвозить на перезарядку.

– Мерзавка! Как ты могла так поступить!

– Успокойся. – Папа обнял мать, не подпуская ее ко мне, но сам сверлил меня тяжелым взглядом. – Одевайся. Жду тебя в кабинете через пятнадцать минут.

И настойчиво повел не желающую уходить маму из комнаты.

– Пойдем, тебе тоже одеться следует.

– Хорошо, – сдалась она, – иначе, боюсь, я ее просто прибью за тот позор, что заставила меня пережить. Знал бы кто, чего мне вчера стоило держать лицо перед гостями!

Хлопнула дверь, отрезая меня от ее причитаний, а я так и осталась сидеть на постели, прижимая ладонь к пылающей щеке. Было до слез обидно, что они со мною так.

Я долго умывалась холодной водой, остужая лицо, а потом быстро натягивала платье и приглаживала волосы, не желая опаздывать. А то еще и в непунктуальности обвинят. Поэтому, когда подходила к кабинету, так и не продумала, как лучше донести родителям правду про Гловера, чтобы это не звучало по-детски и несерьезно.

Коротко постучав, я толкнула тяжелую