—Слишком много морфов. Нам не хватит на всех еды, — ответил я, что было отчасти правдой. — К тому же вам нужно к своим. Ты сам говорил, что ваши железяки надо менять по мере роста. Я это не смогу сделать. Значит надо найти такое место, где всё это можно будет сделать.

—А такое место есть? — недоверчиво спросил Тарас.

—Есть. Если нет, так сделаем. Но не здесь. Три расы сейчас будут выяснять отношения. Мы же просто попадём под раздачу.

—Это как?

—Вчера помнишь, как вы с Джеком сцепились и случайно ударили Варю. Вот мы будем на месте Вари, которая в вашей ссоре была ни при чём, но получила.

—Вчера мы неправильно поступили. Извинились перед ней.

—Да, но синяк у неё еще остался. Нам нужно собрать вещи, которые могут пригодиться в пути, и уходить.

—Если ты считаешь, что так правильно, то пойдём. Хотя дом и не хочется покидать, — мальчишка посмотрел на развалины. — Но это давно не наш дом, а лишь его тень, которая только заставляет помнить.

—Ты хочешь забыть прошлое? — спросил я.

—Да. Оно как что-то больное и неприятное.

—Тарас, прошлое не забыть. Да и не стоит забывать приятные воспоминания. Скоро Варя вырастет. Она может забыть, как выглядели родители, какие они были. Тебе же выпадет роль рассказать о них. У тебя ведь воспоминаний больше, чем у брата и сёстры.

—И почему я родился первым? — вздохнул Тарас.

—Лучше быть старше и уметь принимать решения, чем бояться и не понимать, что происходит. А знаешь, мы с тобой можем просто уйти. Нас ведь никто не держит. Закона сейчас нет. Мы можем разойтись в разные стороны, оставив малышню пусть и на верную смерть, — сказал я. Тарас удивлённо на меня посмотрел. — А что я такого говорю? Ты боишься ответственности, а я не хочу брать на себя лишнюю. Всё ведь логично. Я могу один пройти намного больше. Спрятаться в листве и меня не почуют звероморфы. Да и одному легче еду найти. Так и тебе. Пройти одному можно большее расстояние, чем если мы потащим детвору. Ты парень взрослый, сообразительный. Сможешь найти себе работу. Прибиться к какому-нибудь дому. Не пропадёшь. Они же будут тебя тянуть, задерживать. Но мы с тобой так не сделаем. Не потому, что мы такие хорошие. Не потому, что боимся кошмаров по ночам и неспокойной совести. Нет. Мы так с тобой не поступим, потому что есть некая невидимая грань, которую нельзя переступать. Перейдя эту грань, мы перестанем себя уважать. Поэтому мы её переступать не будем, а пойдём собирать малышню. Так?

—Так, — ответил Тарас, хотя выглядел он растерянным. Я же понял, что нужно делать — идти вперёд.

Я никогда раньше не думал, что с детьми так тяжело путешествовать. Это при том, что дети были довольно взрослые и то, возникало много непредвиденных остановок и это без банальной усталости. Во время пути я старался искать что-то съедобное, но с этим была проблема. Порой приходилось останавливаться раньше планируемого времени и отправляться на поиски съедобной зелени. И не всегда эти поиски были удачными. Постепенно пришла привычка всё время находиться в движении. Мы углублялись вглубь материка, при этом старались обходить крупные города и посёлки. Иногда приходилось подходить достаточно близко к деревням, чтоб набрать воды. Но это было редкостью. Бо?льшую часть пути мы воду находили в реках и ручьях. Был момент, когда мы наткнулись на рощу спелых груш. Тогда несколько дней провели на фруктах, отказываясь идти куда-либо ещё.

Каждый новый город добавлял уныния. Я смотрел на города издали, но мне этого хватало, чтоб понять масштабность катастрофы. Киберморфы жили в больших, высоких домах на десятки этажей. Города были в несколько уровней. Между этажами были протянуты целые улицы. Провода соединяли дома в паутину. И теперь всё это было заполнено зеленью, которая поглощала дома и уничтожала города. Зелень была в таком количестве, что навесные конструкции падали, провода обрывались, дома не выдерживали тяжести и ломались, как детские башенки из кубиков.

Для киберморфов, мир которых состоял из стекла, металла, бетона и пластика, это было трагедией. Мы их лишили привычного существования, как если бы они лишили нас привычной растительности.

Джунгли разрастались. Делались непроходимее. В какой-то момент мы упёрлись в непроходимую стену из травы, лиан и деревьев. Это заставило нас остановиться и пересмотреть план пути.

«Мы с тобой давно не разговаривали», — голос сына нарушил сон. Я и не заметил, как задремал, хотя планировал сплести из гибких стеблей лиан новые ботинки для Тараса. Старые у него просто развалились.

«Давно — это сколько?»

«Месяц, может два. Столько всего навалилось, что хватает время лишь на сон. На побережье сумасшедший дом. Морфы все прибывают. Уже некуда размещать. Мелкие стычки то и дело доходят до кровавых конфликтов».

«Ты меня не удивил. О каком мире может идти речь, если войнв только недавно закончилась?»

«Все обвиняют в случившимся нас. Я уже устал отбрёхиваться, что не принимал решения начинать войну».

«Лешик, а ты думал, что не придётся отвечать за то, что мы совершили? Сынок, так не бывает. Не важно проиграли бы мы или выиграли, никто никогда не снимет с нас ответственности. Вспомни школьные азы. За любое преступление или проступок будет наказание. Оно лишь отличается по степени тяжести, но наказание никуда не денется. Только в детстве ты мог остаться без сладкого, а тут получить в лицо за свои преступления. Скажи спасибо, что жизнь оставят», — усмехнулся я.

«Ты так говоришь, словно рад, что киберы уничтожили наш дом!»

«Я ничему не рад и мне откровенно противно, что приходится жить в этом мире. Но мир меня не спрашивает о моих желания, поэтому остаётся жить,» — ответил я.

«И как тебе живётся?»

«Сплю на земле. Ем, что найду. Не особо комфортно. Думаю, что надо уровень жизни поднять, но как это сделать, я пока не придумал».

«У нас собирают летучий отряд. Полетим на разведку. Будем искать место для жизни. Я думаю туда со своей птичкой податься».

«Тут я тебе не советчик. Птичек я недолюбливаю».

«А мне нравится летать. В небе совсем другие ощущения. Какая-то лёгкость появляется».

«Мне этой лёгкости хватает и здесь».

«Парни из моего отряда делают вид, что ничего не произошло. Семьи создают. А я смотрю на девчонок и не вижу в них того желания, чтоб соглашаться на брак. Они соглашаются, но нет яркости в глазах».

«Они идут за парнями, чтоб не пополнить ряды стрекоз, девиц, которые спят со всеми, кто монетку кинет. Страх такой судьбы, страх одиночества. Все в войне