– Что здесь происходит? – перебиваю я его.

Он оглядывается на платформу.

– Это просто… просто Король решил добавить к программе новый элемент, – объясняет он, но от моего внимания не ускользает, что он смущен.

Крики на платформе становятся все громче.

– Что за новый элемент?

Он открывает рот, но потом качает головой.

– Идемте со мной, госпожа. Присутствие всех гостей обязательно. Таков приказ Короля.

Я иду за ним к широкому помосту, забитому народом. Чем ближе мы подходим, тем мне проще разобрать, что именно кричат в толпе. Слышны слова «Гнилая бумага!», «Вонючки!», «Кееда!».

– Наверное, можно остановиться здесь, это достаточно близко, – говорит медведь-стражник, но я отталкиваю его и бросаюсь вперед, к центру событий, по пути расталкивая локтями толпу, и пробираюсь в самую середину…

И в ужасе замираю.

Воспоминание, такое яркое, будто это случилось только что. Женщина из Бумажной касты с глазами, полными ненависти. Взмах дубинки стражника, треск костей ее черепа.

Сцена, которая разворачивается передо мной, отличается деталями, но не по существу. Демоны-стражники с обнаженными топорами и катанами окружают группу Бумажных заключенных – тут и мужчины, и женщины, и даже дети. Их лица белы, взгляды полны… не ненависти, страха. Король меряет платформу шагами, разглядывая их, и завершает свою речь со смехом:

– …таким образом, я подумал, что праздник – хороший повод оказать им приличествующее гостеприимство во дворце!

Его голос непросто расслышать сквозь шум толпы. Король ухмыляется во весь рот, энергия толпы подпитывает его, добавляет энтузиазма. Он слегка пошатывается – должно быть, пьян. Я оглядываюсь вокруг, ища глазами Майну или Аоки, но из знакомых в нескольких рядах от себя различаю только Ченну.

Я проталкиваюсь к ней.

– Что это такое?..

Губы Ченны так плотно сжаты, что превратились в тонкую белую линию.

– Солдаты только что вернулись из экспедиции на восток Ноэй. Они привезли с собой этих людей… будущих дворцовых рабов, – она переводит дыхание. – Король раздает их в подарки своим гостям.

– Что?..

Один из пленников, немолодой мужчина с волосами, тронутыми сединой, пробивается в передний ряд, к самому кольцу охраны. Стражник вскидывает руку, чтобы остановить его, хватает его, тот пытается освободиться.

– Умоляю! – кричит он. – Смилуйтесь, Масута…

– Вот как, – насмешливо отзывается Король. – Ты признаешь меня своим господином, когда пришло время просить о милосердии? И ты еще смеешь умолять меня о милости? Милость я приберегаю для своих верных. А не для кееда.

Это слово из уст Короля обжигает меня, как удар кнута. До сих пор на публике он избегал подобных выражений, и я не понимаю, почему сейчас он себе такое позволяет. А потом вспоминаю, что нахожусь на небольшой вечеринке для избранных гостей – кругом сплошь лучшие представители Лунных и Стальных кланов, генералы армий. Единственные члены Бумажной касты, которые здесь присутствуют, кроме пленников из Ноэй, это мы.

– Здесь мои дети, моя жена! – снова кричит несчастный пленник, давясь рыданиями. – Умоляю, Масута. Смилуйтесь. Отпустите их…

Король испускает яростный рев.

– Человеческая тварь не смеет указывать мне, что я должен делать!

Грохоча копытами, он бросается вперед – неожиданно, куда быстрее, чем можно было ожидать, и в этот миг он куда больше похож на животное, чем на человека. На быка, обуреваемого животной яростью. Он отшвыривает с дороги стражника и хватает пленника за шею. А потом одним прыжком оказывается у края платформы и швыряет его вниз, в реку.

Шумный плеск. Тишина. А потом толпа взрывается радостными воплями и аплодисментами.

Ни я, ни Ченна не аплодируем и не издаем ни звука.

Сброшенный в воду человек не виден из-за высоких ограждений, но я слышу, как он отчаянно плещется в воде, отплевывается и пытается звать на помощь. До сих пор взывает к королевскому милосердию.

Король не обращает на него внимания. Он широким жестом указывает на остальных пленников, улыбаясь во весь рот.

– Не стесняйтесь, друзья мои, берите себе рабов сколько хотите. Кееда уже получили хороший урок и больше не вздумают перечить господам.

Демоны приближаются к несчастным, возбужденно переговариваясь и смеясь. Чья-то рука тяжело ложится мне на плечо, и я подскакиваю на месте.

– Пойдемте, девочки, – каркает мадам Химура. – Нам пора.

Я не могу отвести взгляда от рабов, которые, сжавшись от страха, ожидают грубых прикосновений осматривающих их демонов. К горлу подступает тошнота, и я сглатываю.

– Но как же…

– Ты что, хочешь к ним присоединиться? – огрызается она.

Я запинаюсь. Она жестоко улыбается, потому что отлично знает – мой ответ будет «нет». Неважно, как я пытаюсь храбриться, все равно в моей груди бьется слабое, разбитое, испуганное сердце.

Я – дзарджа.

Предательница.

Та рабыня была права, думаю я, вслед за остальными девушками спеша к паланкинам, ждущим нас на берегу. Я не смею даже оглянуться назад. Потому что я – дзарджа.