– Что ты делаешь?
Я поворачиваюсь, роняя свиток. В дверях стоит Зелле.
– Я… я просто… пыталась кое-что найти, – лепечу я, заикаясь, и промокаю рукавом лицо, мокрое от слез. Я не подозревала, что они так и струятся по щекам.
– Это я поняла, – взгляд Зелле падает на свиток в моих руках. – И что именно ты пыталась найти?
Я едва выговариваю слова – они меня душат.
– Мою мать.
– Твоя мать – это лист бумаги?
Из моей груди вырывается истерический смешок. Я разворачиваю свиток перед Зелле и говорю:
– Я искала ее имя в этом списке. Солдаты-демоны увезли ее из дома десять лет назад, и я думала, что они могли доставить ее сюда, чтобы сделать ее…
Это слово слишком ужасно, чтобы произнести его вслух.
Зелле отводит глаза. По ее лицу пробегает тень.
– Ну, и как, ты нашла ее имя в списке?
Я смотрю на список с глубокой тоской.
– Нет.
И тут снаружи слышится резкий голос госпожи Ацзами. Одним быстрым движением Зелле выхватывает у меня свиток, скатывает его и прячет ловкими пальцами в кожаный чехол, бросает в ящик. А потом она хватает меня за руку и вытаскивает из кабинета наружу, через гостиную с низким столиком, через коридор – и только тогда в дом входит госпожа Ацзами. Ее висячие собачьи уши приподнимаются при звуке наших шагов.
Серые глаза внимательно смотрят на нас.
– Вы что, уже закончили урок?
Зелле тяжело вздыхает, хотя губы ее слегка улыбаются.
– Госпожа недовольна, когда занятие слишком длинное, госпожа недовольна, когда занятие слишком короткое. Госпожа Ацзами, вы вообще когда-нибудь бываете довольны?
– В твоем присутствии – никогда, – ворчит женщина-собака. И кивком головы приглашает меня выйти. – Ступай, девочка. Твоя горничная ждет снаружи.
На пороге я оборачиваюсь – хочу хотя бы жестом или улыбкой поблагодарить Зелле за то, что выгородила меня… Но Зелле уже нет в коридоре, она поднялась к себе.
Глава восемнадцатая
Королевские празднества койо состоятся во Внутренних Дворах, в той части, где река изгибается в длинном неторопливом повороте. На одном берегу возвышаются раскидистые деревья, другой берег украшает мощеная набережная с крытой галереей. Когда наши паланкины останавливаются, я откидываю занавеску и вижу море цветных огней: над рекой сверкают освещенные фонариками мосты, по воде снуют открытые лодки, украшенные свечами, и на крышах пагод и павильонов тоже качаются подвесные разноцветные фонарики. Даже деревья над водой украшены маленькими светильниками, и в их свете листва сияет всеми красками осени. Звучит музыка, звенит смех, перекликаются веселые голоса гостей, но слова неразличимы среди праздничного шума.
Как же здесь красиво! Похоже, я в жизни не видела ничего красивее. Однако я не могу просто наслаждаться этой красотой, в голове беспрерывно прокручивается список имен, в котором нет имени моей мамы. «И что, ты нашла ее имя?» – снова и снова звучит в ушах голос Зелле, мягкий, но печальный.
Разве я не должна испытывать облегчение? Мою мать не привезли в Ночные Дома, не заставили стать куртизанкой. Но Король говорил, что это единственное место, где следует искать женщин, увезенных солдатами, единственное место во дворце, где она могла оказаться, а значит, мою мать вовсе не привозили во дворец, а значит…
– Что с тобой? – спрашивает Аоки, нарушая ход моих мыслей.
Я вздрагиваю. Да, в самом деле, я неподвижно замерла у паланкинов, а рядом топчется пара слуг, ожидая, когда мы обратим на них внимание.
– Что-то плохое случилось на занятии с Зелле? – не отстает Аоки.
– Боюсь, воспоминания о том, как скверно все тогда сложилось с Королем, оказались слишком яркими, – вымученно улыбаюсь я. – Но со мной все в порядке. Правда.
Мы медленно идем к реке, другие девушки нас обгоняют. Мадам Химура указывает им на одну из самых широких платформ на реке, где устроен чайный павильон. Мягкий янтарный свет озаряет шелковые подушки и деревянные столики.
– Я все переживаю, не виновата ли я в том, что с тобой случилось, – внезапно говорит Аоки несчастным голосом. – Ну, ты помнишь, после своей первой ночи с ним… я была так напугана, что, может быть, невольно напугала и тебя. Вдруг это моя вина в том, что ты оказалась не готова…
Я качаю головой.
– Нет, нет, конечно. Мне было больно видеть тебя в таком состоянии, но к тому, что случилось со мной, это не имеет никакого отношения. – Я бросаю на нее осторожный взгляд. – А ты с тех пор… встречалась с Королем?
Аоки отвечает не сразу.
– Да, несколько раз.
– И как, стало легче?
К моему изумлению, она уверенно кивает. Слова льются неудержимым потоком:
– Знаешь, я думаю, я тогда так перепугалась из-за того, что это был первый раз. Я ведь совсем не знала Короля, почти не разговаривала с ним, а потом все случилось так быстро, и потом он сразу отослал меня прочь. Как будто я сделала что-то не так. Но с тех пор все стало намного лучше! – Опустив глаза, она смущенно добавляет: – С Королем я чувствую себя особенной, очень важной.
Мурашки пробегают по моей спине.
– Он меня и о тебе спрашивал, – продолжает она. – Ему было очень неприятно, ты ранила его своим отказом. Он и сейчас еще обижен, но, думаю, он готов забыть, как ты его обидела. – Она осторожно косится на меня. – Леи, он говорил мне, что вскоре собирается снова тебя вызвать.
Ночь и так довольно прохладная, но от слов Аоки воздух леденеет. Вокруг нас кружат штормовые осенние ветра, и я потуже запахиваю на груди меховую накидку. Я смотрю на чайную платформу, где уже собрались остальные девушки. Там же я вижу и Короля – огромную темную фигуру в черно-золотом ханьфу. Вот он, откинув голову, хохочет над какой-то шуткой, которую Блю нашептывает ему на ухо. Его смех звучит как раскаты грома, вибрируя электричеством, издалека пробирая меня до костей.
Я останавливаюсь, не в силах идти дальше, и Аоки, хмурясь, оборачивается.
– Я не могу, Аоки, – в моем голосе слышится гнев. Слуги, сопровождающие нас, почтительно держат дистанцию, а праздничный гомон и музыка создают достаточно шума, чтобы я могла позволить себе говорить вслух, но я все равно еле слышно шепчу. – Я не могу этого вынести. Я больше никогда не позволю ему ко мне прикоснуться.
Глаза ее расширяются.
– Ты что, собираешься продолжать отказывать ему? Но Леи, это же наша работа! Она вовсе не такая уж тяжелая…
– Не такая уж тяжелая? Вспомни, как ты чувствовала себя в первый раз!
– Но я же сказала – потом становится легче! Я даже думаю… – она смущенно заканчивает фразу после паузы: – Я даже думаю, что мне это начинает нравиться. Чувствовать особое внимание Короля… – глаза ее затуманиваются и странно блестят. – Скольким людям во всей Ихаре выпадает такая честь?
– Сотням девушек, которых он укладывает в свою постель, – резко отвечаю я.
На щеках Аоки выступают красные пятна.
– Ты могла бы, по крайней мере, испытывать благодарность за все,
