— О, проснулась уже, — парень налил воды из кувшина, и поднес ей. Хильда потянулась к кружке. Иаков слегка приподнял ее голову, помогая ей привстать на локтях. Девушка жадно глотала прохладную воду. В горле ее пересохло, и говорить было больно, и потому девушка жадно глотала воду.

— Как долго я спала? — спросила она, наконец, напившись вдоволь. Иаков тем временем поставил кружку на столик, и приставил небольшую табуретку к кровати.

— Два дня. Мы давали тебе маковое молоко и сонного вина. Ты ужасно кричала, когда отходила от их действия, — он вдруг умолк, смущенно опустив глаза вниз.

— А кто менял мои повязки?

— Твои отец и мать… и я, — Хильда покраснела и отвела взгляд в сторону.

— А как же Мархэн? — расстерянно спросила она.

Парень бросил на нее недоумевающий взгляд, но затем вдруг помрачнел.

— Ах, ты не знаешь… — он сжал губы. — Мархэн загрызли волки. Ее останки нашли в лесу. Погребение было два дня назад.

Она на минуту прикрыла глаза, острое чувство вины, ужалило ее.

— В тот же день, когда я упала, — тоскливо протянула она про себя. Парень обеспокоенно поглядел на нее. — Если бы я не… Ох.

Вдруг парень положил свою ладонь на ее плечо, пристально глядя в ее напуганные глаза:

— Не стоит себя винить. Что должно произойти, того нельзя избежать.

Она ничего не смогла ответить, только кивнула. “Что должно произойти, того нельзя избежать”, — думала она про себя, и эта фраза порождала в ней странную тревогу, причины которой она не могла понять. “Может на Большой земле и принято покорно следовать судьбе, но я островитянка. Мои мать и отец воины, и их предки тоже были!”, — возразила она про себя, касаясь пальцами его руки, и чувствуя странную слабость.

— К тому же, — продолжал он, — к нам явилась новая травница. Я ее еще не видел, но люди только и судачат о ней. Говорят, она пришла вместе с ведьмаком.

“Новая травница, — думала она, — как быстро и как удачно”.

— Ведьмаком? — вместо этого спросила она.

— Да, — тихо ответил юноша, не отрывая от нее взгляда. — Вильфред, твой отец и еще несколько воинов, решили, что затягивать с освобождением лесопилки уже нельзя. Они готовятся к этому походу.

— Ты хочешь вернуться домой? — вдруг спросила она. — Не отпирайся, — прервала она его, заметив, как он уже собрался ей возразить, — знаю, что тоскуешь по дому. Вы все такие — не привыкшие к суровой жизни и свободе.

Юноша глядел на нее осуждающе, но они оба знали, что она говорила правду. Это было видно по горечи в его глазах. Они умолкли на несколько минут, и просто сидели в тишине, согреваясь слабым огнем очага. Парень вдруг глянул на нее лихорадочным взглядом.

— Быть может и так, — обиженно ответил он, — но моя жизнь там, а не здесь, Хильда. Я не островитянин, не воин и никогда им не буду, — он резко встал и повернулся к ней спиной, скрестив руки на груди. Мгновенье было молчаливым, но тут он обернулся и с жалостью глянул ей в глаза. — Хильда, — вздохнул он.

— Так ты уйдешь? — она старалась не произнести это как можно спокойнее, но голос ее задрожал.

Он пристально взглянул ей в глаза.

— Не знаю, — соврал он.

Хильда вдруг почувствовала, что ужасно голодна. Верно, она ведь два дня пролежала, питаясь только сонным вином и маковым молоком. Она слегка пошевелилась, пытаясь встать, и нога тут же напомнила о себе тупой болью.

— Не надо, тебе нельзя двигаться, — юноша заставил ее лечь обратно. — Я принесу тебе макового молока, и что-нибудь поесть. Ты видимо здорово за два дня проголодалась, — она кивнула, а он бросил на нее жалобный взгляд, перед тем как уйти.

Хильда взглянула в окно, и ощутила ужасную тоску, при виде залитых утренним солнцем полей. Ей хотелось пробежать по ним, как дикий волк, но она прикована к постели как минимум на месяц. Интересно, есть ли в доме еще кто-нибудь помимо них с Иаковом?

Дверь приоткрылась, и юноша зашел, держа в одной руке тарелку с едой, а в другой кружку. Жареная курица, горбушка хлеба и пирожок с картошкой, а в кружке по видимости маковое молоко.

Хильда думала, что окажется слишком слаба, чтобы есть, но при одном запахе жареной курицы в ней проснулся волчий голод. Девушка села, забирая тарелку из рук юноши, и принялась есть. Тот, поставил кружку на табуретку и направился к двери.

— Если тебе, что-нибудь понадобиться, позови меня, — Иаков чуть улыбнулся уголками губ, и закрыл за собою дверь.

Когда Хильда наелась, она положила тарелку на табуретку, и взяла в руки кружку. Нога продолжала ныть, но она уже постепенно привыкла к этой боли. Задумчиво поболтав питье в кружке, она сделала один неуверенный глоток. Наконец, она была достаточно в сознании, чтобы почувствовать вкус того, чем ее поили последние два дня.

И все же не стоило лезть на ту злополучную яблоню, подумала она, и вновь бросила взгляд в сторону ведра с яблоками. Почему-то ей казалось, что их было больше. Эта мысль на немного приободрила ее, а затем и смутила.

С каждым новым глотком, боль утихала, а разум окутывался туманом, и вскоре она вновь уснула. На этот раз ей тоже снились сны. Теперь она была старцем, что тихо молился у дуба. Она узнала этот дуб. Роща друидов, вот где она теперь. Но сон прервался, и она вдруг оказалась в лесу.

Хильда не могла понять кто она, своих рук и ног она не видела, однако она точно была не маленькой. Было утро, но она чувствовала себя бодро, видимо не спала всю ночь. Хильда шла непроизвольно, через лес, скрываясь от дороги.

Постепенно она поняла, что крадется, но к кому? Она металась во сне, и ужасно потела, чувствуя, что за ней наблюдают. За ней, а не тем в чьем теле она была. Словно, кто-то старается вытолкнуть ее.

Вокруг было тихо, только лес да горы. Впереди она заметила старый разрушенный замок. Хильда кралась осторожно, и вскоре поняла, что охотиться она на девушку, что идет впереди. Девица тем временем слезла с коня, и остановилась на полянке. Внезапно, она оказалась в кромешной тьме, и увидела перед собою высокого мужчину с черными глазами.

Девица на полянке пропала, и она вновь оказалась в лесу. Теперь был день, хотя солнце обещало скоро сесть.