В голове всё перемешалось, и Дикон в панике подорвался, не обращая внимания на перевязанную руку: как он здесь оказался и где это — «здесь»?! Ещё более важный вопрос: что с ним сделали? После битвы позволительно очнуться на окровавленной земле среди трупов своих поверженных врагов, а не в комнате с чёрно-синей отделкой…

Минуточку.

Виконт Валме вошёл без стука в самый подходящий момент — когда Ричард осознавал.

— Доброе… — протянул его покровитель и остановил взгляд на растерянном и перепуганном лице. — Окделл, нет!

— Прошу прощения, — пробормотал Дикон, — но что я должен был подумать?!

— Ничего предосудительного, испорченный ты ребёнок, — простонал Марсель, картинно закатывая глаза. — Всё, что можно и нельзя, с тобой уже наверняка проделала Марианна — и я об этом, конечно, знать не знаю. Обрати внимание, тебя даже никто не раздел! Уж не думаешь ли ты, что два коварных соблазнителя потрудились бы стягивать с тебя сапоги?

— Нет, но…

— И правильно, что нет. Нам лениво, — оповестил его Валме и широким жестом дёрнул за край шторы соответствующей расцветки. — По словам лекаря, ты не умираешь, так что соизволь привести в порядок свой внешний вид. Душевное состояние, по возможности, тоже.

— Война! — невпопад воскликнул Ричард, последовав совету своего господина и начав соображать. — Он сказал, ну…

— Хуан. Без «ну».

— Хуан, без ну, — послушно повторил Дикон. — То есть, без «без ну». Простите… Какая война?!

— Всамделишная, — поиздевался Марсель. — Стреляют, наверное. Очень не люблю говорить людям такую ересь, но, поверь мне, сейчас следует помолчать и делать то, что тебе говорят, потому что времени нет. Между прочим, — всплеснул руками виконт, вероятно, напрочь забыв, что он сам только что сказал «помолчать», — я обратил внимание, что некоторые дворяне, да простит им Создатель или Леворукий — кто ближе окажется, завели моду увиливать от военных обязанностей. Представляешь, каковы трусы? Нет, пару лет назад я бы их понял, поддержал и даже возглавил, но обстановка такова… Подъём, молодой человек, подъём, ждать нас никто не будет… Я это к чему, — действительно, интересно послушать. Ричард на ходу попытался причесаться незамотанной рукой, поскольку они уже выскочили из незнакомой комнаты в незнакомый коридор. — С одной стороны, ты у нас раненый и имеешь право остаться в городе. С другой — не так уж сильно раненый и по всем возможным правилам должен болтаться при моей особе.

— А вы где будете, сударь?

— А я без отговорок буду болтаться при особе, но при другой. Должность не позволяет, понимаешь ли, чтобы маршал там, а я тут, — доходчиво объяснил Валме. — Только сейчас он на Совете Меча, хотя в этом я уже не уверен. Может быть где угодно… Приветствую, Кончита, свет моих очей… Соберано не возвращался?

— Возвращался, дор Марсело, — охотно сообщила служанка.

— Тогда почему я его не вижу?

— Потому что сразу после этого он снова ушёл, но об этом вы не спрашивали.

— Вот умница, — восхищённо сказал Марсель, глядя вслед кэналлийке. — Тогда, Ричард, у тебя есть время подумать. С лекарем я уже поговорил, он уверяет, что твоей царапине не повредит даже поездка в седле — это радует, хотя говорит не в пользу шпаги Эстебана…

Подумать? Неужели ему предоставили шанс выбирать, поедет ли он на войну или нет? Дикон уже знал, что так делается, да и господин сказал чистую правду — многие отлынивают, как могут… Но, во-первых, Окделл не может быть трусом. Во-вторых — рана и впрямь пустяковая. И чем он займётся в столице? Не поедет же, в самом деле, в Надор! От одной мысли об этом Ричарда передёрнуло. Семья семьёй, но пересказывать матушке столичные события было свыше его сил.

Казалось бы, выбор очевиден, он и не должен был становиться выбором. Однако память услужливо подбрасывала не самые приятные картинки, напоминавшие ему что о вчерашнем вечере, что о войнах в целом.

Ворон, например.

— А почему вы не на совете? — попытался оттянуть неизбежное Ричард.

— Решили, что я дурной советчик. Не отвлекайся, думай, — Валме уже стоял напротив чёрной узорчатой двери, которая почему-то не очень понравилась Дикону. Сейчас постучит… Как пить дать, за дверью — кабинет Алвы… Ричард постарался выкинуть из головы всё лишнее и понять, почему он вообще позволил себе подумать об отступлении.

Возможность самостоятельного выбора окончательно сбила его с толку, и это было неприятно осознавать. Нет больше в столице эра Августа, который подскажет, поможет, а то и прямо велит — езжай или не езжай, я всё решу за тебя. Дикона запоздало напугала эта невидимая, но цепкая зависимость от кансилльера, но поздно пришпоривать коня, когда тот уже ускакал.

У него теперь другие советчики — в конце-то концов, Ричард служит своему господину. А господин предлагает «подумать»!

Когда Валме постучал три раза, оруженосец едва не умер на месте, но ничего не произошло, а после бесцеремонного дёрганья дверной ручки выяснилось, что кабинет всё-таки заперт.

— Уф, — очень-очень тихо выдохнул Ричард. Нельзя показывать, что он испугался перспективы говорить с Вороном.

— Согласен, — отозвался Марсель. Очень-очень тихо не вышло. — Запасной план — идём на конюшню, ты седлаешь коня и спокойненько ждёшь меня дома, читаешь книжки и лечишь лапу, а заодно решаешь со своим боевым крещением. Шляпа при тебе, шпагу держи…

— Спасибо, сударь, — Дикон неловко перехватил своё оружие свободной рукой. Раненая конечность побаливала лишь слегка, и это было замечательно, хотя и немного обидно — лучше бы Эстебан вообще промахнулся! — Вы будете здесь?

— Я буду там, куда меня позовёт, гм, долг перед Талигом, — объяснил Валме, покосившись на особняк, когда они уже выехали за ворота. — Пока я никому не нужен, проедусь с тобой, потому что подобие ответственности не позволяет… Леворукий!

Ричард и сам чуть не заорал, потому что прямо перед ними мелькнула крупная чёрная тень, оказавшаяся мориском Рокэ Алвы. Видимо, всадника тоже не ждали, потому что закрывавшие ворота слуги спешно бросились обратно.

— …ждите Савиньяка, — маршал невозмутимо отдавал приказания окружавшим его адъютантам, не обращая внимания на поднявшуюся вокруг него суету. Половина спутников в мундирах двинулась в сторону особняка. — Мы с вами возвращаемся в лагерь, господа. Хуан, меня не будет до завтра, никого не пускать, кроме означенного