У меня появляется желание либо быстрее расстаться с обедом, либо выломать к черту дверь. Но почему-то всё тело будто онемело, когда я вижу, как Арис расстегивает зубами ширинку джинс так ловко, будто делает это не в первый раз. Галли сам стягивает с себя трусы, и Арис, прикрыв глаза, вбирает в рот сначала головку члена. Тут же на его русую макушку ложится тяжелая рука, заставляя вобрать в рот почти до основания.
Дальше я не могу смотреть. Отстраняюсь от двери и, шатаясь, встаю. Слышу за дверью всхлип и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Еле успеваю добежать до туалета, как меня вырывает. Почему-то на Томаса и этого чертова азиата, Минхо, смотреть было неприятно, но не до тошноты. Мой сосед получал удовольствие, добровольно шел на это. А Арис… Арис плакал.
Перед глазами стоит картина того, как ему на затылок ложится рука. Как ему связывают руки. Меня опять рвет. Руки трясутся. Может ли это все быть побочным эффектом отсутствия наркотиков, да еще и от увиденного? Вполне.
— Ты не должен был этого видеть. Прости меня, — тихий голос за спиной.
Я выхожу из кабинки, вытирая рот ладонью. Подхожу к раковине, не оборачиваясь к говорящему.
— Я знал, что ты за дверью, но не остановился. И его не остановил, — продолжает говорить парень.
Я полоскаю рот проточной водой с привкусом ржавчины.
— Иди сюда, — смотрю в зеркало на стоящего за спиной Ариса. Его немножко колотит, видимо, и от страха, и от холода. На парнишке всего лишь футболка. А он постоянно мерзнет. Я это помню еще с первого дня.
Повторяю:
— Иди сюда, Арис.
Звучит как просьба, а не приказ. Я никогда не смогу говорить с ним грубо, никогда не смогу приказать. Потому что он совсем еще ребенок. Арис подходит. Я беру его за шею и заставляю нагнуться. А потом брызгаю в лицо холодной водой.
— Пополощи рот, дурак, а то понаберешь всякой дряни.
Я смеюсь, хотя у самого до сих пор трясутся руки, кружится голова и привкус желчи во рту. Но от моего смеха Арису становится легче. И он, видимо, верит, что всё будет, как раньше. Мне его жаль. До безумия жаль.
***
Громкие шлепки тел не заглушает даже воющий за окнами ветер. Галли смотрит на Терезу, распростертую под ним. Смотрит на её грудь, двигающуюся в такт каждому движению, смотрит на её многочисленные звенящие кулоны. Черные волосы девушки рассыпаны по подушке, её тонкие руки царапают плечи парня, ноги широко расставлены, позволяя проникать глубже. Она притворно стонет, потому что даже в такие моменты, когда она отдается человеку, которого любит, она может думать лишь о том, что он трахает её брата.
Когда Галли заканчивает, Тереза совсем незаметно облегченно выдыхает. Хочет отвернуться к стене, но крепкие руки закидывают её на не менее крепко сложенное тело. Девушка тихо охает, но устраивается поудобнее.
— Ты ведь не просто так выгнала брата из комнаты и пришла ко мне?
Тереза смотрит на дверь в другую комнату. Там живет её брат, которого она никогда не любила. Которому она всегда хотела причинить боль. И ей удалось. Ей всего лишь надо было полюбить того же человека, которого любит и братик.
— Я хочу, чтобы Арис перестал общаться с Ньютом.
Галли смеется.
— Это всё потому, что это делает его счастливым?
Девушка пожимает плечами.
— Может быть. Ты можешь что-то с этим сделать?
— Он употребляет?
Тереза задумывается. Вспоминает разговор с Ньютом.
— Говорил, что хочет бросить, но после еще двух сеансов у психолога скорее всего сорвется.
— Подождем немного, я достану какую-нибудь ядерную смесь. Подбросим ему. Передоз как минимум. А если повезет, — Галли зло усмехается, а лунный свет делает его лицо похожим на злую и страшную маску, — то он умрет.
Тереза не улыбается. Она чувствует… муки совести? Неужели у неё есть эта самая совесть? Этого не может быть. Ведь именно она погубила свою подругу, не моргнув и глазом. Никто не знает, но не развод родителей, а именно она, Тереза, довела свою лучшую подругу до самоубийства.
========== Часть 6 ==========
Посвящаю Саше <3
— Ньют, почему тебе неприятно видеть насилие?
Психолог пристально смотрит на меня и ждет, когда же я первый отведу взгляд. Ага, конечно. Не дождется. Я смотрю в глаза этой женщине сквозь толщу её очков в бардовой, как и её помада, оправе. Смотрю пристально, и ей кажется, что я ну очень много сил прикладываю на это подобие борьбы. На деле же я усердно пытаюсь вспомнить её имя. Черт, память, ты совсем дурная стала.
Психолога зовут… как-то на А… Озарение приходит внезапно, когда я уже и не пытаюсь. Ава. Ава Пейдж. Даже такие люди, как Минхо и Галли приятнее, чем она. Почему-то в колледже только один психолог. К ней ходят все, не имея права на пропуски. И подход у неё, кажется, ко всем одинаковый. Хотя внушает она всякую чушь очень даже неплохо. И доводит до ручки мастерски.
— Ты мне ответишь, Ньют?
Ава равномерно стучит ручкой по своему блокноту в красной обложке. Обилие красного цвета раздражает. В кабинете даже стены темно-красные. Как свернувшаяся кровь. Единственное, что здесь явно радует глаз — это окно размером почти во всю стену. Я сижу прямо около него, еле преодолевая желание посмотреть туда. Там улица. Желанная свобода. Свежий воздух. Жду тех дней, когда нам официально разрешат выходить гулять по территории.
— Какой вопрос? — спрашиваю я, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку.
— Прошу не курить в моем кабинете, — Ава строго смотрит на меня.
— Разве это вопрос? — усмехаюсь я и закуриваю.
Ноздри женщины гневно раздуваются, я слышу злобное сопение. Как будто со мной в кабинете сидит не психолог средних лет, а бык. Еще чуть-чуть и из ушей Пейдж повалит пар. Я тушу сигарету об пепельницу, хотя у меня непреодолимая тяга потушить об документы, лежащие на столе. Кстати, об этих документах… Я присматриваюсь и замечаю, что множество папок — это личные дела пациентов, которые приходили сегодня. Я вижу на переплете одной из папок напечатанную подпись: «Арис Агнес».
— Ньют, почему тебе становится плохо при виде любого, — последнее слово Ава произносит четче остальных, — насилия?
— Вы хотите сказать, почему меня рвет, выкручивает наизнанку и начинает конеебить от того, как унижают слабых людей?
— Не выражайся в моем кабинете, будь добр, — голос женщины звучит
