– Познакомь меня с ней, – сказала она. – Я росла, не зная свою маму. Она умерла, и я ее не помнила. Я разобралась, зачем я родилась именно здесь и именно сейчас: это даже не из-за тебя. Просто мне нужно получить опыт общения с мамой. Я хочу подружиться с ней до моего рождения. Я хочу провести с ней столько времени, сколько могу. Когда я была совсем маленькой, она была со мной столько, сколько могла. Теперь моя очередь.
Новая девушка Невицкого очень понравилась Майе, но когда Невицкий ее бросил, Майя вдруг почувствовала жуткую брезгливость: оказывается, это не ее будущая (бывшая, если по летоисчислению Майи) мама, а посторонний человек.
Точно так же вышло и со следующей девушкой: пока Майя подозревала в ней, по уши влюбленной в Невицкого и готовой выносить от него корову, дом и кузницу с кузнецом, не говоря уже о тоненькой молочной девочке, она была ей лучшим другом и боевым товарищем. Как только все начало разваливаться, Майя ощутила ужасную тоску и печаль: это не мама, понимала она, я все это время дружила с ничем, с пустотой.
Все, что не касалось непосредственно перерождений Майи, было для нее пустотой, фоном, ненастоящестью.
– Не печалься, – обняла она Дашу. – На самом деле вполне возможно, что по-настоящему живем только мы: те, кто направлены назад, в начало. А вы все, которые как бы двигаются по течению, и есть фон и пустота. Я даже не уверена, что вы перерождаетесь в будущее. Как правило, душ вообще не так уж и много. И с приростом населения их больше не становится, понимаешь?
Даша не понимала. Ее тошнило от ужаса, но она надеялась, что ее тошнит от того, что она беременна ребенком Невицкого и, следовательно, не является этой фоновой пустотой Майиной декорации, плывущей по течению вверх.
Майя объяснила: большинство живущих обычных людей, как правило, перерождается кластерами. Кластер-душа включает в себя от сотни до нескольких тысяч человек, рожденных в один и тот же период времени в одном и том же месте: в одном городе или даже, например, в одном роддоме – все это сильно привязано к территории. После смерти такой человек перерождается в том же году, в котором родился в прошлой жизни, – но уже другим человеком.
– Так называемый феномен одноклассников, например – знаешь откуда? – уточнила Майя. – В 90 процентах случаев все одноклассники – одна кластерная душа, особенно если школы привязаны по районам. И вот проживаешь ты жизнь Светой Сахарцевой с первой парты, а потом рождаешься своим соседом по парте Петром Рассоловым. А потом двоечником Силицким. И так 36 раз, сколько там одноклассников у тебя. Пока всеми не побудешь, дальше не переродишься, вперед не продвинешься. Иногда кластер – это целый класс. Иногда – целый поток. Но бывают и совсем жуткие кластеры – например, все дети, рожденные в Торжке в 1984-м. Это нужно очень сильно провиниться, чтобы родиться всеми детьми Торжка 1984-го. И пока душа не проживет жизнь каждого из них, дальше не продвинешься. Теперь понимаешь, почему одноклассников так тянет друг к другу? Почему им так важно встречаться даже после окончания школы? Почему вообще эта сеть возникла, «Одноклассники»?
– Какая сеть? – спросила Даша.
– Ай ладно, не важно, – спохватилась Майя. – В общем, я все такие штуки про людей могу объяснить, если тебе интересно.
Даше уже не было интересно, ей было страшно.
Она попробовала поговорить об этом с Невицким, но он ответил буквально следующее: Майя девочка эксцентричная и странная, была дико в него влюблена, пару раз предпринимала попытки суицида, резала вены, угрожала ему, что спрыгнет с крыши, умоляла остаться ему хотя бы другом, и он поддался, потому что мягкий человек и всех жалеет. Ну и в целом она неплохой друг – ничего не требует, на нее можно положиться, дружит с его девушками и как бы бдит, следит, наблюдает. Если вдруг девушка изменит – тут же сообщит, например: не твое, беги от нее. Выдумала себе эту историю с мамой, чтобы держаться ко мне поближе. Можно только пожалеть, пожалей ее, Дашенька.
– А если я окажусь беременна, ты на мне женишься? – спросила Даша.
Невицкий кивнул. Оказалось, что он пообещал себе, что женится всегда и в любом возрасте, если вдруг девочка залетит. И будет верен всю жизнь, так воспитан.
– И что будет с Майей? Вот представь, я беременна, я рожаю. И за мной что, ходит Майя с этим своим русалочьим взглядом, и гладит мой живот, и говорит: оооо, это я там внутри! Ужас, трындец. Стивен, блин, Кинг, ребенок Розмари – что? это не он написал, нет? А когда родится ребенок – что? Майя помрет? Нет, стоп. Потом еще и я помру. От рака, значит, помру. Пипец ваще, ну нет. Короче, я буду аборт делать, чуть что.
– Не надо ничего делать, чуть что, я тебя не брошу, – сказал Невицкий. – А Майя – бедная девочка. Ей эта история с перерождениями помогает не умереть. Не приближает ее к смерти – а наоборот. Она долго лечилась от депрессии, пила таблетки. Потом придумала себе эту историю – и стала такая счастливая. Посмотри, как к ней люди тянутся. Мне иногда кажется, что мои прошлые девушки больше любили ее, чем меня. Да и про тебя я не уверен – ну ты же ее любишь, скажи?
Даша кивнула. Она ужасно любила Майю. С того самого первого китового рукопожатия внимательной зовущей пустоты. Кто бы мог подумать, что эта любовь превратится в неприятное, отравляющее воспоминание юности. Казалось бы: что там любить? Рыжая, рыхлая, мягкая, глаза текучие, как у хамелеона, немного разбросанные по лицу: вот-вот и сползут на виски. Заторможенная, но как размораживающееся мясо, из ледяного превращающееся в текучее, скользкое – никакой промежуточности, из колючей глыбы сразу в чвякающее болото плоти: бормочет уже что-то, рассказывает, выдумывает. Девочка-пудинг, девочка-молоко, на вечеринках играет на варгане жесткими, немного щербатыми, шаткими своими зубами – откуда эта жесткая шаткость? Откуда это чувство пустых китовых чертогов там, где подразумевается гигантская пищеварительная система, нарезающая планктон светящимися лентами? Когда я в последний раз произносила слово «щербатый», когда?
Невицкий как-то, конечно, обмолвился Даше, что иногда он верит в эту историю с будущей (бывшей) дочерью. Но не верит в эту ее страстную дружбу с возможными бывшими матерями (будущими) – Майя вспоминала, что в прошлой жизни всех любовниц отца страстно ненавидела,
