В гостинице можно разобраться с информацией на флешке Джейкоба Андерса, но газетами надо заняться немедленно: библиотека ночью не работает, а в понедельник с утра нужно быть в Виктории, отбывать вторую неделю дисциплинарного взыскания. Энджи взглянула на часы – когда же позвонит Андерс с результатами ДНК, чтобы было чем прижать Белкина? Конечно, еще рано – такие анализы делаются по нескольку дней, но времени у нее в обрез – скоро аналогичные результаты получит и Петриковски. Узнав, что Энджи ездила к Белкину, он этого так не оставит и наверняка стукнет Веддеру, что Паллорино козырнула служебным удостоверением и допросила заключенного, хотя ее сослали на офисную работу до истечения испытательного срока. Она будет в полном дерьме, но ужас в темных глазах Белкина… Оно того стоило.
Лежащий на столе сотовый зазвонил. Энджи схватила его в надежде, что это Андерс, но высветился неопределившийся абонент. Нахмурившись, она нажала «ответить».
– Паллорино.
– Это я.
– Мэддокс? – Теплая волна залила ее изнутри. Она звонила днем рассказать, как прошло с Белкиным, но у Мэддокса сразу включился автоответчик. – А почему с другого номера?
– Одноразовая симка. Для личных звонков.
Его голос звучал сурово и отрывисто. Энджи почувствовала неладное.
– Я тебе звонила.
– Был на встрече. Меня включили в объединенную группу в Сюррее.
– Как – в Сюррее? В какую группу, почему?
– Из-за того, что выяснилось в ходе расследования в Виктории. Слушай, это не телефонный разговор, я…
– Речь о девушках со штрихкодами с «Аманды Роуз»?
Он откашлялся. В трубке было слышно работающий телевизор.
– Мэддокс, ты где? Что у тебя творится?
– Я в гостинице в Сюррее. Не знаю, сколько я здесь пробуду. Расскажи, что там с Белкиным.
Тон был не терпящим возражений – в нем появилась жесткость, которую Энджи слышала у Мэддокса впервые.
«Сюррей. Там живет Сабрина и раньше жил Мэддокс. Он занят расследованием, а я должна ехать обратно на остров и торчать в отделе связей с общественностью!» Теплая волна сменилась холодом.
– А где Джек-О?
– За ним присмотрит Хольгерсен, пока я не определюсь, сколько мне здесь торчать. Энджи…
– Ты доверил собаку Хольгерсену? А почему не мне?
– Потому что тебя не было! А Хольгерсен симпатизирует Джеку-О никак не меньше, чем ты.
Уязвленная и раздраженная, Энджи парировала:
– А как же Джинни? Ты же вроде не хотел оставлять ее одну?
Она сразу отругала себя за эти слова – подобная мелочность не в ее характере. «Зря я позволила себе влюбиться, – с горечью подумала Энджи. – Я веду себя как обиженная ревнивая курица-жена. Это недостойно и глупо».
– С Джинни все в порядке, – сухо ответил Мэддокс. – Она очень просила меня довести это дело до конца.
– Значит, все-таки штрихкодовые! Секс-рабство и торговля «живым товаром», причем международная, потому что все девушки иностранки! За этим тебя включили в объединенную группу в Сюррее? Вам удалось установить их личности?
– Слушай, у меня мало времени. Расскажи о Белкине, – коротко приказал Мэддокс.
Энджи стиснула зубы и глубоко вздохнула, справляясь с собой.
– Подожди.
Она взяла ноутбук и сумку и перешла в тихую нишу, откуда был виден блокнот, оставленный перед аппаратом для просмотра микрофильмов в знак того, что место занято. Опустившись в глубокое кресло, предназначенное для приятного чтения, Энджи вкратце описала встречу с Белкиным, стараясь говорить негромко и следя, как дождь стекает по стеклам огромных окон библиотеки.
– Он меня узнал, Мэддокс, в этом нет сомнения. Он сразу понял, кто я. Получается, он знал мою мать, а мы с ней одно лицо. Белкин знает, что случилось той ночью. Отпечатки доказывают, что он там был. Все у него в голове, и колоться он не намерен. Я должна придумать, как вытянуть из него, кто я и что случилось с моей семьей. Белкин испуган до мокрых штанов, потому что я могу подогнать ему новый срок, на этот раз за убийство, а это пожизненное!
Мэддокс помолчал и сказал очень тихо:
– У Белкина на шее татуировка в виде краба.
Энджи нахмурилась:
– Я тебе об этом не говорила.
Он тихо выругался. Энджи ощутила холодное, сосущее беспокойство.
– А в чем дело?
Мэддокс явно колебался. Тревога парализующим холодом разливалась по телу.
– Мэддокс, ответь же мне!
– Энджи, ты должна остановиться. Прямо сейчас. Прекращай свою бурную деятельность. Особенно если ты пригрозила Белкину новым сроком. Речь идет не о продолжении работы в полиции, а ни много ни мало о твоей жизни.
Ого! Энджи заморгала, получив этот неожиданный удар. Скрытность не помогла, а, наоборот, сделала предупреждение еще более зловещим, и Энджи охватила ярость оттого, что Мэддокс ей не все говорит. Из нее потому и получился чертовски хороший детектив, что она никогда не сдавалась, не бросала загадку, не раскрыв ее. Чем сложнее проблема, тем азартнее Энджи искала решение. Она в гневе выпрямилась в кресле:
– Не командуй мной! И не надо играть со мной втемную! Каркаешь, что я рискую жизнью, и не говоришь почему!
Молчание.
Энджи вскочила, судорожно прижав руку к груди, и повернулась к окну, исчирканному дождевыми каплями.
– Мэддокс, как тебя понять? Ты нашел какую-то закрытую информацию со своим новым допуском? По Белкину что-нибудь?
– Энджи, все очень серьезно. Я не имею права ничего рассказывать, но прошу тебя – пожалуйста, оставь это дело, хотя бы на время. Поступи правильно – садись на ближайший паром и в девять утра будь за столом в связях с общественностью. Не высовывайся и… не теряй бдительности. Двери запирай…
Стиснув мобильный, Энджи прикрыла глаза и медленно вздохнула. У нее появились кое-какие догадки.
– Так, – начала она. – Значит, ты наткнулся на какую-то информацию по Белкину. Ты упомянул о его татуировке, стало быть, это важно. Это знак принадлежности к какой-то организации, возможно, к банде. Белкин и такая татуировка как-то связаны с международной торговлей людьми, которую подразумевает дело «штрихкодовых». Коль скоро расследование вышло на международный уровень, а торгует женщинами традиционно мафия, значит, к расследованию привлекли несколько организаций, и тебя кооптировали в следственную группу, где есть допуск к совершенно секретной информации. Я права?
В трубке молчали.
От этого в Энджи окрепло не только раздражение, но и уверенность, что она рассуждает правильно.
– Отпечатки пальцев доказывают, что Белкин прикасался к окровавленной двери бэби-бокса в восемьдесят шестом. Он там был, он знал мою мать, он в курсе, откуда у меня порез на губах. Через семь лет его задерживают за вооруженное сопротивление полиции и перевозку наркоты на девять лямов в цветочном фургоне. Такие масштабы, кстати, – это тоже уровень организованной преступности. Однако Белкин не раскололся, кто из его подельников открыл огонь и застрелил полицейского. Ты намекаешь, что Белкин или его шайка занимались поставками «живого товара» уже в восемьдесят шестом? Что мою мать, возможно, тоже ввезли в страну как секс-рабыню?.. – От этой