– Не могу, – сухо ответила она, отстранившись, и сдернула куртку с крючка. Натягивая ее, Энджи вздрогнула от боли в поврежденной пулей мышце. – Уже почти час ночи, а мне вставать в пять, иначе я не доберусь в Хансен к полудню… Пока, до понедельника, – бросила она, не оборачиваясь, проворно поднялась по лестнице и распахнула дверь на палубу. Соленый ветер хлестнул ее по лицу. Сбегая по сходням на пристань, Энджи чувствовала, будто только что перешагнула некий порог, отступив от всего светлого и хорошего, чтобы пуститься в путь, который можно одолеть только в одиночку. Если бы она взглянула Мэддоксу в глаза, ее поколебали бы его доводы и недостало сил решиться.
А она должна это сделать.
Глава 35
Суббота, 6 января
Мэддокс схватил пальто и тоже выскочил на палубу. Энджи уже шагала по заливаемой дождем пристани, и ветер трепал ее волосы и полы куртки.
– Энджи! – крикнул он, перебираясь через борт и торопясь за ней.
Она остановилась и обернулась. Лицо казалось призрачно-белым в тумане, подсвеченном фонарями у пристани.
– Позвони мне, – попросил Мэддокс, подходя. – Обещай, что позвонишь и скажешь, как прошло с Белкиным.
Она колебалась. Ветер бросил прядь мокрых волос поперек лица. Она выглядела такой одинокой, но Мэддокс любил эту вспыльчивую, как порох, одинокую бунтарку, уважал и любил. И сейчас ему казалось, что она ускользает от него. Мэддокс боялся за Энджи. По натуре он был спасателем и стремился спасти Паллорино с той же настойчивостью, с которой она противилась его усилиям. Она хотела справиться сама, но при этом серьезно рисковала.
– Ладно, обещаю, – Энджи повернулась идти, но вновь поглядела на Мэддокса, отчего он ощутил огромное облегчение: – Я не спросила, как прошел ужин с Джинни?
– Прекрасно. У нее все хорошо, своя жизнь. Она не в восторге, что папа всюду лезет со своей помощью и опекой, – он состроил скорбную гримасу, моргая, чтобы смахнуть дождевые капли с ресниц. – Все более-менее вернулось в свою колею. Правда, ее мать требует, чтобы Джинни вернулась к ней, и трясет меня, блин…
Что-то переменилось в лице Энджи при словах о бывшей жене Мэддокса.
– Ты мне и про штрихкодовых девушек не рассказал.
Мэддокс не хотел об этом говорить. В нем еще не утихло возмущение по поводу напрасной гибели Софии Тарасовой и вмешательства королевской канадской полиции и объединенной группы, фактически связавших им руки. Рассказывать об этом означало взвалить на Энджи новую тяжесть. Как бы не оказалось чересчур, учитывая, сколько на нее свалилось за последние дни. Чувство вины кольнуло Мэддокса и еще от одной, более мрачной мысли: язык Тарасовой отрезали по заказу русской мафии, и объединенная следственная группа, действующая в условиях строжайшей секретности, – очень деликатный и конфиденциальный материал, а Мэддокс чуть-чуть – всего на волос – не очень доверял Энджи в ее взвинченном состоянии. Правильно ей назначили сходить к психотерапевту и разобраться в себе!
– Расследование движется, – ответил он. – Поговорим в понедельник, когда ты вернешься.
Энджи прищурилась и отбросила мокрые волосы с лица, вглядываясь в Мэддокса при слабом свете фонаря.
– Точно все в порядке?
– Ага.
Она слегка нахмурилась, явно колеблясь, будто разрываемая неким внутренним конфликтом.
– Спасибо, что выслушал, – произнесла она наконец. – Я вернусь в воскресенье вечером, заеду сюда и передам беседу с Белкиным. – Она шагнула к Мэддоксу и приложила ладонь к его мокрой щеке: – И тогда ты расскажешь о своем расследовании и… обо всем остальном.
Мэддокс сглотнул – ее слова разбудили в нем целый коктейль противоречивых эмоций и желание.
– Ты уж там поосторожнее.
– Ладно, – улыбнулась она. – Ты тоже.
Отвернувшись, она с новой решимостью зашагала по мосткам, ведущим к охраняемым воротам на причал.
– Буду ждать в воскресенье! – не выдержав, крикнул Мэддокс вслед.
Энджи, не оборачиваясь, подняла руку и вскоре исчезла на улице, растворившись в туманной мгле. Над заливом тоскливо выла сирена – низкая, звучная и одинокая.
Мэддокс постоял под дождем, вглядываясь в туман, поглотивший Энджи. Его посетило нехорошее предчувствие, но прежде чем он успел что-то понять, в кармане зазвонил мобильный. Мэддокс развернулся и побежал на яхту, ответив на звонок, когда оказался в кают-компании. Джек-О по-прежнему мирно дрых на диване и ухом не вел.
– Мэддокс!
– Это Флинт. Извини, что разбудил…
– Я не сплю.
– Хорошо. Только что узнал – тебе дали полный допуск. Ты единственный из полиции Виктории временно включен в эту объединенную следственную группу. Предупредили, чтобы ты присутствовал на расширенном совещании в Сюррее завтра, вернее, уже сегодня в полдень. «Вертушка» будет ждать тебя на вертодроме в шесть.
Глава 36
Вертолет наклонился и пошел на снижение сквозь облака, льнувшие к вершинам гор, как спящие драконы. Неожиданно справа показался Ванкувер, сверкающий серебром в свете зимнего дня и блестящий от дождя. На другом берегу фьорда Беррард современные кварталы Лонсдейла тянулись до самых отрогов Норт-Шор, но выше начинались девственные, густые, непроходимые леса, укрытые белым одеялом и раскинувшиеся до самой Аляски.
В наушниках послышался голос пилота: вертолет заходил на посадку.
От причала Норт-Шор отвалил приземистый плавучий автобус, двинувшись в направлении города и оставляя за собой пенный след.
Вертолет обогнул гигантский белый круизный лайнер под норвежским флагом, стоявший возле знаменитого ванкуверского выставочного центра, и Мэддокс заметил у железнодорожного депо маленький вертодром. Пилот быстро и точно посадил «вертушку» точно в центр белого креста.
Когда Мэддокс с сумкой в руке вышел, пригибаясь под лопастями винта, то сразу достал мобильный и позвонил Флинту, спеша по длинным мосткам к небольшому терминалу. Вверху, на парковке, он разглядел «маунти» в форме, ожидавшего его у полицейской машины.
Едва Флинт взял трубку, Мэддокс спросил:
– Согласились?
– Немного поломались, но после уговоров снизошли. Никто из следственной группы не станет без тебя допрашивать ни Саббонье, ни Камю.
От небольшой одержанной победы у Мэддокса даже немного поднялось настроение. Заговорят ли Саббонье или Камю, еще большой вопрос, но Мэддокс шел на свой первый брифинг с большой претензией к сержанту Парру Такуми, который не стал предупреждать полицию Виктории о потенциальной угрозе для жизни девушек с татуировками. Дело, можно сказать, перешло на личности.
Закончив звонок, Мэддокс взбежал по ступеням на парковку и подошел к машине, назвавшись молодому полицейскому. Тот взял у Мэддокса саквояж и представился констеблем Сэмми Агарвалем.
Пока Агарваль ехал по городу к шоссе, ведущему в Сюррей, Мэддокс смотрел в окно с тягостным чувством в душе. Когда-то Сюррей был его домом. Здесь они с Сабриной поженились, здесь мечтали о большой семье, здесь родилась Джинни. Здесь все пошло вкривь и вкось.
Он помрачнел, вспомнив задевшие его слова Сабрины, припомнившей бывшему супругу его растаявшие мечты пораньше выйти на пенсию, а когда