– Что за рыжий дядька?
Энджи подняла голову:
– Понятия не имею.
– А что за мостки?
– Рыбная ферма, наверное. Такие же настилы есть возле лаборатории Джейкоба Андерса.
– Деревья могли показаться огромными, потому что ты была совсем маленькой, – сказал Мэддокс, отпив виски. – В детстве родительский дом кажется просторным, а через много лет приедешь – а там не развернуться…
Энджи взболтала виски в бокале, глядя на золотистые искры в янтарной жидкости.
– Человек, подаривший мне коробку с кроссовками, тоже был огромный. Я разглядела его ясно, как день, – теперь не забуду. Лицо круглое, но не дряблое, а волевое. Широкий лоб, говорящий о решительном характере. Нос, наверное, не раз сломан. Глубоко посаженные глаза, нависающие брови. Волосы темно-русые, остриженные под «ежик». Очень яркие голубые глаза, прямо искрящиеся.
– Значит, не он был рыжим дядькой?
– У меня не возникло ощущения, что это он. Понимаешь, я чувствовала, что рыжий дядька плохой. А человек с обувной коробкой был хороший.
– Значит, глаза с искорками… Получается, он тебе нравился.
– Почему?
– Ты описываешь его глаза как искрящиеся. Такое восприятие не рождается из страха, так не скажут про зловещего гиганта.
– Ну, допустим. Но когда я взяла у него кроссовки, воспоминания перескочили на самый жуткий кошмар. Меня охватил неподдельный ужас. Мне кажется, тот человек мог преследовать нас по заснеженной улице.
Мэддокс глубоко вздохнул.
– Тяжелая это тема, Энджи. Но ты могла это додумать – ты видела фотографию сиреневой «Ру-эйр-покет», знаешь о совпавшей ДНК, обратила внимание на пристань возле лаборатории Андерса и вполне могла вставить это в свои воспоминания. Повторный анализ ДНК еще не пришел, вероятность ошибки остается.
Энджи покачала головой:
– Я видела ее, Мэддокс, – мою сестру-близнеца. Говорю тебе, это она. Похожа на меня как две капли воды, но не я. Я интуитивно знаю, что тест и на этот раз покажет совпадение ДНК. С учетом этого обрывки моих воспоминаний начинают обретать логику и смысл – мне уже не кажется, что я схожу с ума. И если ДНК с пятен спермы или волос на кофте совпадет с ДНК Майло Белкина, то надо брать его и колоть. ДНК и отпечатки – упрямая вещь. Я хочу услышать, что произошло в ту ночь, кто был вторым из преследователей… – она помолчала. – Кто были мои родители.
– Значит, кроссовки тебе дарил не Белкин?
– Нет. Я видела фотографию Белкина – это не он. У меня с ним встреча завтра в двенадцать в Хансеновской исправительной тюрьме.
Мэддокс посмотрел на нее:
– По-твоему, это разумно?
– А как я могу не поехать?
Он долго глядел ей в глаза, и в его взгляде Энджи угадала беспокойство. Ей это страшно не понравилось.
– Канадская полиция взовьется, узнав, что ты первой дотянулась до интересующего их лица, – тихо сказал Мэддокс. – Скоро Петриковски тоже выйдет на Белкина по окровавленным отпечаткам. «Маунти» захотят сами допросить его по делу о найденной на берегу ноге.
– Это не просто расследование, а моя жизнь. Кроме того, в нашей стране любой гражданин имеет право посетить заключенного.
Мэддокс не отводил взгляд:
– Ты ходишь по тонкому льду.
– Я не отступлю, Мэддокс, ты же понимаешь. Никакая канадская полиция не помешает мне сделать то, что я должна…
– Скорее, то, что тебе хочется?
– Должна, говорю тебе! Я должна это сделать. Это моя сестра, моя половинка. Моя ДНК.
– Предположительно, – поправил Мэддокс. – Это еще надо подтвердить. – Он поднялся, подошел к своей маленькой кухне и взял бутылку виски: – Еще?
Энджи покачала головой. Мэддокс налил себе на дно бокала и молча завинтил пробку. Он вообще был непривычно молчалив. Отвернувшись к иллюминатору над раковиной, он сделал глоток. Снаружи было темно хоть глаз выколи, дождь барабанил по раме, и яхта мягко покачивалась на волнах.
– Мэддокс?
Не оборачиваясь, он проговорил:
– Предоставь это канадским детективам, Энджи. Расскажи им все, что удалось узнать, – о твоих воспоминаниях, о сеансах гипноза, составь фоторобот голубоглазого человека или обратись к полицейскому художнику. Если дело об «ангельской колыбели» вообще можно раскрыть, его раскроют и без твоего активного участия.
Паллорино не понравилось чувство, которое взгляд Мэддокса и его слова словно вложили ей под ложечку. Мысль о том, чтобы прекратить собственное расследование, повергала ее в ужас. Она не сможет сидеть в четырех стенах, крутя большими пальцами один вокруг другого, когда все блоги будут написаны. Нужно что-то успеть до того, как Грабловски обратится в СМИ и сенсация произведет эффект разорвавшейся бомбы. Паллорино претило быть сидячей мишенью и покорной жертвой. Ее натура требовала действий.
– Это негативно отразится на твоем испытательном сроке, – тихо и настойчиво продолжал Мэддокс. – Шутка сказать, мешать работе канадской полиции! Как думаешь, сколько дней пройдет, прежде чем они позвонят Веддеру с жалобой? Ты чудом избежала неприятностей, не сразу отдав эти коробки, – тебе просто повезло, что Петриковски приехал без ордера. Не лезь ты в это дело, если хочешь работать в полиции!
Энджи начала закипать.
– Я просто еду на выходные в Ванкувер и намерена повидаться с человеком, который знал меня до инцидента с бэби-боксом! Я спрошу, были ли у меня сестра и мать и что с ними сталось. Я буду действовать как гражданское лицо, а не как полицейский. Это мое законное право!
Мэддокса ее отповедь явно не убедила.
– Повторяю, ты ходишь по тонкому льду. Ты не гражданское лицо, ты коп на испытательном сроке. Можно подумать, ты не воспользовалась служебным положением, чтобы тебе разрешили свидание с Майло Белкиным!
Энджи с грохотом поставила бокал и встала, не желая признавать правоту Мэддокса.
– Мне пора, нужно хоть немного поспать. Завтра паром отходит чуть свет.
Она потянулась за курткой, висевшей на крючке у лестницы на палубу.
– Останься, Энджи, – тихо попросил Мэддокс. – Допей виски и оставайся ночевать.
Она колебалась, одной рукой взявшись за куртку.
Он поставил свой бокал и подошел к ней сзади. Повернув ее к себе, он заглянул Энджи в лицо. У нее сжалось в груди при виде темного, мрачного пламени, бушевавшего на дне красивых синих глаз с густыми черными ресницами.
– Я не могу отпустить тебя такой рассерженной.
Рука Мэддокса скользнула под водопад тяжелых рыжих волос к затылку. Прикосновение было твердым, уверенным, требовательным. Энджи снова удивилась его необычному настроению и странной энергии, исходившей от него. Большим пальцем Мэддокс обвел ее подбородок, и в животе у Энджи стало горячо. Желание – яростное, острое, неожиданное и непреодолимое – взорвалось в ней. Стремление к чему-то большему, нежели секс. Отчаянная нужда в соединении душ. Энджи не могла объяснить это чувство, но
