— Вот точно загостился, — хмуро пробурчал Сизар, вновь занося руку с копьем, — пора княжество проведать.
— Проведай, — хмыкнул на это Севрен, перехватив меня поудобнее.
А я ведь даже за шею его взяться не могла, повисли руки безвольно, голова запрокинулась. Любая девчонка из деревни нашей за такого воина уцепилась бы, не преминула положением воспользоваться, по гладким мышцам, рубашкой не закрытым, ладошкой пройтись. Хоть просто полюбоваться. Когда еще вблизи на истинно мужскую красоту поглядишь, когда в сильных руках понежишься? Вот только меня не проняло. Напрочь отбил ледяной лорд охоту к иному, кроме стремления пожелать извергу этому дороги долгой и запутанной, чтобы, в лес зайдя, заблудился и звезда ему путь к крепости не указала. До того довел, что на красивых князей и мельком не посмотрела, могла лишь бесцельно в синее небо глядеть и зубы сжимать, чтобы стоном себя не выдать, пока он рядом был.
— А если Вессу с собой попрошу, отпустит?
Сизар посмотрел вслед ушедшему войду.
— А чего не отпустить? Сам знаешь, как он говорит: «Крепость не клетка».
— Весса, пойдешь со мной? Посмотришь хоть на что иное, кроме деревни своей. Наглядное лучше рассказов будет.
Да все равно, хоть на край света.
— После спросишь, — взглянул на меня Севрен. — На нее от усталости безразличие накатило, вот придет в себя, тогда и решит. Только если уйдете, утром придется снова ее Бренну отдавать.
— Куда я денусь? Не отдам, он сам заберет. А так хоть будет ей развлечение.
— Работай быстрей, — поддел его Севрен. — Чтобы времени на развлечения больше осталось, а мы пока в избу, мышцы разминать.
После этих слов у меня непроизвольно стон вырвался.
Я смотрела на скрещенные передо мной, державшие поводья руки и думала, как удивительно порой судьба поворачивается. Живешь себе в деревне, во всем подчиняешься законам главы семьи и рода и даже помыслить не можешь о том, что жизнь бывает иной. Ты так привыкла, иного не знаешь, для тебя другая сторона никогда не являлась. Ты лишь слышала рассказы братьев и отца о городских диковинках, иногда умудрялась подсмотреть в чужих ладонях красивые гостинцы, но для себя ничего не просила, потому что знала, не заслуживаешь иной доли. Из милости не позволили когда-то погибнуть, из сострадания приютили подкидыша, не нужного никому, бросавшего тень на род, слабую чародейку с непонятным и бессмысленным даром. Да что ты могла требовать, глупая? О чем просить?
Радуйся тому, что имеешь.
Я отвела взгляд от расслабленных мужских ладоней, повела головой, оглядываясь кругом и представляя, как это выглядит со стороны. Ясно, что точно так же, как и в момент, когда это увидела, но все же захотелось снова представить.
Конь молочной масти с роскошной, отливающей серебром гривой, всадник на нем в богатом плаще, отороченном густым светлым мехом. В таком меховом богатстве рука утонет по самое запястье и потеряется, а еще он, наверное, пахнет трескучим морозом. Иного запаха и быть не может, поскольку лежал плащ на плечах не простого человека, а снежного князя.
Я Сизара не сразу узнала. Статный незнакомец в белоснежных одеяниях на необыкновенном скакуне казался героем из тех историй, что я сочиняла для своей Снежинки. Могучий, уверенный, красивый. Платиновые волосы тугими кудрями падали на лоб, перехваченные поверх сверкающим венцом из белого золота. И этот сказочный герой вдруг приблизился ко мне и протянул руку:
— Поедем?
Я с трудом закрыла рот и огляделась по сторонам, напомнив себе, что не сплю. Однако стоявший неподалеку Севрен, который лишь покачал головой и промолвил: «Позер», — чуточку вселил в меня уверенность. Ведь я не знала, какими они бывают, эти правители снежных земель. И явно у второго мага конь не хуже и одежды не беднее. Взгляд против воли скользнул дальше, к крыльцу, где, прислонившись к резному столбику и сложив на груди руки, в простой рубашке и с притаившейся на губах усмешкой стоял владыка над северной стороной. Наверное, примерь он свой лордский наряд, я бы сейчас вовсе сознания лишилась.
Столкнулась со взглядом прозрачных глаз и покраснела, когда кивнул и сказал весело: «Езжай, чародейка. Ты не хуже выглядишь».
Вот же нашел слова! Едва раскрыла рот что-то ответить, как он добавил: «Но раз во сто красивее». И еще взглядом окинул с головы до ног, отчего я мигом к Сизару повернулась, быстро вдыхая, чтобы согнать с лица пунцовую краску.
Одного такого взгляда достало бы нерешительность отогнать. Поняла тогда, для чего Белонега нарядила меня в белое платье из столь богатого материала, которого страшно коснуться. Еще и волосы умело наверх убрала, закрепив их в форме блестящей короны. И так крепко заплела, что кудри мои, которые в отличие от севреновских крупной волной вились и были страшно непослушными, теперь, казалось, боялись из прически наружу показаться.
Я когда встала и со всех сторон себя в зеркале оглядела, легонько коснулась расшитого серебром ворота.
— Это ведь чье-то. Можно без спроса брать?
Белонега головой покачала.
— Дикарка ты. Точно детеныш лесного кота, недоверчивый и вечно взъерошенный. Боишься лишний раз ласку принять. Богатств в крепости на несколько княжеских дворцов хватит. Это платье мне войд отдал, когда я спросила, могу ли для тебя в сундуки заглянуть.
От таких слов к искусной вышивке прикасаться страшно стало.
— А если запачкаю, если порву ненароком?
Женщина улыбнулась.
— В крепости все войду принадлежит. А шлют сюда много добра. Платье совсем отдал, ему оно без надобности. Хотя, — задумалась, замолчала на миг, — прежде подарками редко кого баловал. На моей памяти только за службу награждал.
Я застыла, переводя взгляд с ледяной заколки в руках Белонеги на отражавшийся в зеркале наряд.
— Я отдам. Как только вернусь, тут же тебе принесу.
— Отказывайся не отказывайся, а все равно приручит, — мудро промолвила красавица, взглянув на меня
