— Сизарушка! — Не замечая меня, промчалась мимо счастливым вихрем и повисла на шее снежного князя. — Как же долго ждать заставил!

Досаду, проступившую на мужском лице, никакими словами не описать. И пока красавица его расцеловывала, крепко обхватив ладонями лицо, чувство это только крепло.

— А я все смотрю, смотрю, когда над замковой башней флаг вновь взовьется, и дождалась!

Восторга девы никакими словами описать невозможно, и она на секунду не заподозрила, будто он без ответа остался. В упор не замечала нахмуренных бровей, недовольно поджатых губ. До Сизара тоже быстро дошло, что простым молчанием не отделается, а потому живо от ласкания нежного отстранился, крепко за плечи красавицу взял и придержал на вытянутых руках, чтобы не дотянулась. Она же давай вертеться и пытаться его обратно привлечь.

— Адара! — встряхнул ее князь, заставляя хоть на миг прекратить мельтешение. — Что я непонятного при прошлой встрече сказал?

— Сизарушка, так не всерьез ведь?

— Как не всерьез? — опешил князь.

— Не мог о таком взаправду говорить.

— То есть не мог? — прищурился Сизар, оглядывая улыбчивое лицо девушки. — Что же ты подарок прощальный взяла и все вазы в замке расколотила напоследок?

— От неожиданности, княже. После одумалась, поразмыслила и поняла: пошутил тогда. Ведь у самого от тоски по мне сердце изболелось, вот и вернулся.

Я решила, что лучше всего будет за дверью подождать, и двинулась потихоньку к выходу, но, шорох услышав, Адара мигом обернулась.

— Кто это? — уперла руки в бока, зло прищурилась. — Что за девка?

Переход от счастья к гневу очень резким оказался, и я на месте застыла больше от неожиданности, чем от обиды. И заодно приметила облачко тумана, больно на сизую тучу похожее, из таких в ненастную погоду валит крупными хлопьями снег, и возникло оно аккурат над ладонями Сизара.

— Гостья моя, — проговорил князь, в то время как скулы его побелели, а серые веселые глаза по цвету сравнялись с хмурым ненастным днем. — Выражения подбирай.

— Чтобы я ко всякой девке выражения подбирала! — И развернулась ко мне: — Прочь уходи!

Князь, которого я не узнавала, таким грозным и морозным он стал, вымолвил сквозь зубы:

— Прочь ты иди, и чтобы нога больше за порог не ступала.

Я б на месте девы не спорила. Нюхом чуяла, лучше сейчас слова лишнего поперек не говорить, иначе прилетит так прилетит, мало не покажется. Не смешливый и проказливый муж перед нами стоял, не тот, кто во дворе копьем снег рубил, а настоящий правитель, князь немалого княжества, и в его доме его же гостью посмели обидеть. Незвано пришли, но принялись собственные порядки наводить. Однако дева непонятливой оказалась. Вот точно красота такая за всю жизнь не успела печального опыта набраться, не могла, подобно мне, за версту грозу учуять.

А в воздухе уже клубился сизый туман, расползаясь от ладоней Сизара, стелясь по темной плитке пола, и глаза у князя засветились недобро. Меня мигом по коже мороз пробрал. Посмотришь и сразу смекнешь, изо всех сил пытается рвущуюся наружу магию сдержать.

— Беги отсюда, глупая, — прыгнула я к девице, дернула за рукав, толкая к двери. — Беги, если здоровье дорого.

— Еще указывать будешь, — злобно прошипела она в ответ, — я тебе за Сизарушку все косы повыдергаю.

Выдохнула мне в лицо, а я отшатнулась в недоумении. Повеяло ароматом знакомым, моронькиной настойкой. Крепким питьем, к которому отец в ненастную погоду любил приложиться. Я однажды из интереса лизнула кончик ложечки, смоченной в настойке, после полдня плевалась. Видать, совсем страшно было этой Адаре в княжеский дворец приходить, раз в помощницы дурманную отраву призвала. И только с виду она храбрилась.

— Стой, Сизар! — крикнула, с трудом разглядев неясную фигуру в тумане, которая будто вширь и ввысь раздалась, так причудливо колыхались тени в сизом мареве. — Пьяна она, не соображает, что творит!

И в ответ на мой вскрик громкий всхлип пришел с другой стороны, где девица осталась.

Я точно сквозь ненастную пургу ломанулась к князю, пробилась через туман и врезалась точно в широкую грудь. Уложила руки на плечи, тихонько погладила, а после решилась лицо ладонями обхватить и опустила вниз, ловя его взгляд.

— Не злись, не казни, пожалуйста.

Взор будто посветлел, колючие искры, вспыхивавшие в глубине, медленно гасли. Туман отступать начал, а в середине его, обвитая холодными жалящими путами, надрывалась в плаче Адара. То ли додумалась наконец, то ли перепугалась так, что даже хмель отступил, но сообразила, с кем вздумала пререкаться.

Сизар тоже менялся на глазах, перестали искрить платиновые кудри, черты лица сгладились, руки опустились расслабленно вдоль тела, а кругом вовсе светло стало. Посмотрел он в ту сторону, где отпущенная на свободу ревела красавица, тряхнул головой и провел вдоль лица ладонью.

— Бездна пламени, — выдохнул, — вот уж не думал, Весса, как разозлиться могу, если тебя обидеть посмеют. Сам не сообразил с ходу, что она в здравом уме до подобного бы не додумалась. — А после уже незваной гостье своей велел: — Ступай, но не вздумай в будущем сюда являться. Все важное раньше было сказано, и не делай вид, будто тогда не поняла. Я объяснял, что чары не дрогнули, а ты согласилась большего не просить. Поздно теперь рыдать.

Я наблюдала, как в дверь вбежали двое охранников, Сизар указал им на девушку, а после велел до дома проводить. Мне тогда, со стороны на него глядя, понятно стало, он ее тоже жалел. А может, как некоторые мужчины, девичьих слез на дух не переносил. Не из той мужской породы был князь слеплен, чтобы на женщину руку поднять или нарочно боль причинить, ведь из последних сил пытался магию сдержать.

Опустела комната, и повисла в ней тишина, а я перевела взгляд на окно, разглядела за ним гомонящий огромный город и, вздохнув, проговорила: «Пойдем? Веселье ведь обещал и диковинки».

Он встрепенулся, знакомая улыбка изогнула губы, а после хмыкнул по-доброму: «Мало веселья оказалось? Ну, идем. Поесть и в городе можно».

— Давай вот это