— На что мне такое украшение? Его надеть некуда будет.

— Не постоянно ведь в крепости находиться, можно и выбраться куда поинтереснее.

— Если и так, лишний раз наряжаться — внимание к себе привлекать.

— А чем плохо его привлечь?

— Как чем?..

Я задумалась, но ответ не придумывался. Жизнь научила, что лучше в тени держаться, подальше от чужих глаз. Так и порицания, и лишних тумаков избежать можно, а князь же предлагал нарочно перед всеми красоваться.

— Решила? Покупаем?

— Не нужно. — Я отвернулась от раздосадованного продавца, выставившего на лотке золотые украшения, и посмотрела в другую сторону, где прилавки ломились от богатых тканей и роскошных нарядов.

— Хоть заколку возьми, — протянул Сизар золотую вещицу, но я побоялась к ней прикоснуться.

— У меня есть одна, вот, — склонила голову, показывая ледяное чудо, — красивая.

— Одна есть, — вздохнул князь, — а больше ей и не надо.

Не знаю, как часто Сизар бродил по торговым улочкам с другими девушками, но, думаю, редко они от подарков отказывались. Все продавцы мигом оживлялись, стоило нам на глаза показаться. Явно привыкли, что снежный правитель никогда не скупился. Мне улыбались столь широко и порой так явно подмигивали, словно подсказывали не бояться больше просить. Мол, отказа не будет. Но это они только вначале радовались, а как понимали, что для княжеского кошелька я мало опасности представляю, тут же начинали отбивать поклоны и уговаривать уже Сизара: «Ты только взгляни, княже, ну чем не искусство? Таких украшений в сундуках самой Стужи не сыскать».

— Хоть что-то ты хочешь?

— Правда ничего.

— Боишься, будто обеднею? Позволь хоть безделицу купить, а то все ожидания на корню сгубила.

Я взглянула на расстроенного Сизара, который шел сюда лишь с одной целью, посмотреть, как буду радоваться покупкам, и ткнула наугад:

— Вот это хочу.

Маг посмотрел по направлению моей ладони и изломил удивленно брови:

— Леденец?

— Вон тот, в форме кристалла.

— Что это за мелочь, леденец?

Я пожала плечами.

— Кому как. Я такие прежде не пробовала.

Не стала рассказывать, что если доводилось прогуляться раз в году до кочевой ярмарки, то обычно сладостей не перепадало. Я вкус леденцов совсем взрослой узнала, когда Снежка моя подросла. Помню, в первый раз взяла удивленно в руки веселого яркого петушка на палочке, покрутила, изучила с разных сторон, а все потому, что мелкая заноза из отца всю душу вытрясла: «А Веснуше взять? Ей тоже хочется!» До сестренки никому и в голову не приходило нечто подобное мне покупать.

Улыбнулась, вспомнив о Снежинке, на сердце потеплело, а Сизар, взглянув на меня еще раз, решительно направился к прилавку.

— Куда столько? — ахала я минут пять спустя, глядя, как ссыпаются в новенький расписной сундучок сахарные пряники, кренделя, леденцы всех видов и еще какие-то темные фигурки.

— Это пробовала? — не заметил мой испуг Сизар и протянул одну из фигурок, похожую на котенка.

— Что это? — Я удивленно повертела ее в ладонях.

— Не верти, а ешь, иначе растает. Называется шоколад.

Куснув несмело крохотное ушко, я сперва застыла удивленно, позволяя этому чуду растаять на языке, а после зажмурилась. Пыталась с собой совладать, чтобы не накинуться сразу, засунув в рот всю фигурку, и не захрустеть ею так жадно, что князю за меня станет стыдно.

— Вкусно, спасибо, — с трудом (потому что язык от сладости к нёбу прилип, а вовсе не по иной причине) сказала Сизару.

Он улыбнулся в ответ понимающе:

— Я в первый раз, как попробовал, едва язык не проглотил.

— Ой!

Возглас этот раздался именно тогда, когда я позволила себе отвлечься, спрятать колючки и не быть каждый момент настороже. Ведь точно знала, в такие минуты всегда прилетает, откуда не ждешь. А тут забылась, позволила себе радоваться, наслаждаясь такой малостью, как веселый людской гомон кругом и яркое солнышко на голубом небосводе, а еще удивительный вкус на кончике языка, с которым по сладости только желанные поцелуи сравнятся. Душа раскрылась, сердце мирно билось в груди, я перестала замечать ревнивые взгляды. Ведь никто из тех, кто придирчиво рассматривал меня издалека, с недовольством отмечая рядом высокую мужскую фигуру, не решился подойти и уж тем более не осмелился вновь оскорбить подобно выгнанной из замка Адаре. Вот я и ощутила себя под защитой, уверовала, что стыдиться нечего. Здесь — не в деревне. Безродную чародейку в моем лице не признают, да и одета не бедно, на бродяжку не похожа.

— Прошу прощения, какая же я неловкая! — Девица с испуганным лицом и глубоко запрятанным в глубине глаз злорадством смотрела, как стекает по белой ткани и серебряным завиткам редкой вышивки красный клюквенный морс.

Мне шоколад горьким в тот же миг показался. Дыхание перехватило, пока опрокинутый на меня бумажный стаканчик красной жидкости медленно впитывался в мягкий дорогой материал. Плащ, как назло, в этот миг оказался распахнут, ведь я держала в одной руке сундучок со сладостями, а в другой — шоколадную фигурку. И все же прицельно метили, с тем чтобы облить, начиная с груди и заканчивая тканым серебряным поясом и белым подолом.

На Сизара взгляд даже не подняла, а ну как догадается, что сейчас чувствую, и всех вокруг из злости заморозит. И так захолодил суровым тоном:

— Это еще что?

— Ох, случайно! Я сожалею, простите, княже, — затараторила девица, — ах, ткань какая белая! Ведь от иной могло и отстираться, а здесь…

И прервалась на середине фразы, а я едва шоколадного котенка не упустила из рук.

Как мерцает на лунной дорожке свежевыпавший снежок, так и мое платье замерцало, а красные капли клюквы стирались и исчезали, пока не стал наряд вновь девственно-белым.

— Как же… — закусила губу ревнивица, а после развернулась и кинулась наутек, пока никто в себя прийти не успел.

Я подняла счастливые глаза на Сизара.

— Исчезло!

— М-да, — с досадой промолвил князь, — Бренн платье дал?

Кивнула.

— Вот я растяпа, — махнул рукой мужчина, — сам не додумался. И во дворце собственном опростоволосился,