– Ох и вздуем же мы их сейчас, – Инхольд ободряюще похлопал Эленриэль по плечу.
Эльфийка порадовалась, что под шлемом не видно, как побледнело ее лицо и еще крепче сжала поводья, пытаясь унять дрожь в руках.
– Я не боюсь, – сказано это было по большей части самой себе. – Это мой выбор.
Инхольд посмотрел на нее с уважением, но ничего не сказал.
Отряд продолжал путь. Храбрость роханцев ничуть не уменьшилась, а вот страх стал более ощутим. Впрочем, как уже убедилась Эленриэль, одно другого не исключало. Она слышала, как нарочито бодро переговаривались ехавшие рядом с ней воины, как наигранно громко шутили, а кто-то и вовсе мурлыкал под нос залихватские военные частушки.
Шум становился громче, Белая Башня постепенно обретала четкие очертания, и теперь стали видны даже верхние ярусы Минас Тирита. Горизонт постепенно светлел и вот-вот должно было взойти солнце. Эленриэль посмотрела на небо – судя по всему, день обещал быть солнечным и ясным. Воздух был свеж и чист, а вокруг, если не брать в расчет шума и отдаленного гула, царило почти безмятежное, почти ничем не нарушаемое спокойствие, словно и не было в мире никакой войны.
А еще через несколько минут взору открылись Пеленнорские Поля. Орки, гоблины и прочая нежить осаждали Минас Тирит, черный дым поднимался почти с каждого яруса, а вражеские легионы, черным пятном устремлялись в город, оборона которого была уже явно прорвана. Они еще не видели армию Теодена, но стройный хор рогов заставил их обратить свои взгляды в противоположную сторону.
Эленриэль, которая оказалась во втором ряду, глядела на армию Саурона с немым ужасом. Казалось, все орки и прочие твари Мордора собрались у стен Минас Тирита. В какой-то момент ей вдруг до дрожи захотелось развернуть поводья и умчаться прочь, куда угодно, без оглядки, главное, подальше от этого жуткого зрелища. В следующую секунду эльфийка мысленно отругала себя за подобные мысли. Нет уж. Коль решила, надо идти до конца.
Эленриэль, конечно же не была воином, да и храброй назвать себя вряд ли смогла бы – скорее уж дурой, раз на то пошло. В ней не было ни бесстрашия, на азарта, что бывал у солдат перед битвой, и слабость в виде страха была ей не чужда. Но тогда, в ту самую минуту, стоя в ровном строю роханских солдат, она как-то внезапно и неожиданно для самой себя почувствовала воодушевление, хотя не могла точно сказать было ли оно таковым на самом деле или же у нее просто помутился рассудок. Неважно. Нужно, как всегда говорила Астарта, «ловить момент». Здесь и сейчас, пока горит кровь в жилах, пока не исчезла эта внезапная безрассудная решимость.
– Вперед, эорлинги! – Теоден на своем верном коне проскакал вдоль первого ряда солдат, ударяя мечом по протянутым копьям, благословляя своих воинов перед последней, решающей битвой. – Вперед, навстречу заре!
Эленриэль повернула голову и вздрогнула, узнав в одном из солдат стоящего чуть поодаль от нее, Эовин.
«Еще одна безумная» – подумала Эленриэль, и к своему удивлению поняла, что ей хочется улыбнуться.
«Я точно свихнулась».
Но от присутствия рядом Эовин, хоть Эленриэль и не могла заговорить с ней, стало чуточку легче.
– На смерть!
Призывной клич Теодена эхом разнесся по полям.
– На смерть!!! – поддержал его нестройный ряд голосов.
Повинуясь общему порыву дикой, безумной эйфории, Эленриэль присоединилась к крику:
«На смерть!!!» Она вскинула меч.
Теоден раздал короткие указания своим командующим, звучно протрубил рог, и король дал команду идти в наступление.
– Пошла! – Эленриэль пришпорила лошадь, и та, заржав, сорвалась с места.
Битва началась.
До Халрондской Гавани оставалось совсем немного. У Гимли уже руки чесались зарубить с несколько десятков, а то и больше орков; Арагорн по обыкновению был мрачен и решителен, задумчиво вглядываясь вдаль туда, где вот-вот должна была показаться суша.
Леголасу почти удалось вытравить из головы ненужные мысли, которые, как известно, плохие помощники в битве. Он расхаживал по палубе, не обращая внимания ни на друзей, ни на новых «союзников» в лице проклятых полумертвецов и казался абсолютно спокойным.
Это даже хорошо, что грядет битва, рассуждал он. В сражении легче отвлечься от прочих переживаний, а уж если и суждено ему увидеть окончание этой войны, то тогда и только тогда можно будет что-то решать.
– Роханцы, должно быть, уже подоспели, – сказал Арагорн. – Скоро и мы будем на месте, – Леголас подошел и похлопал его по плечу. – Да... – к их разговору присоединился Гимли, – уж как мне не терпится отправить этих тварей обратно в преисподнюю. – Он повернулся к Леголасу. – В этот раз я точно тебя обставлю, дружище. – В Хельмовой Пади ты говорил тоже самое, – усмехнувшись, заметил Леголас. – И на пиру обещал меня перепить.
Арагорн и Гимли отлично понимали, что так быстро отойти от пережитого невозможно, но Леголас хорошо держался, ничем не показывая своих эмоций. В этом плане эльфы сильнее людей.
– До Гавани где-то чуть более двух часов, – произнес Арагорн, глядя прямо по курсу.
Было видно, что ожидание давалось ему с трудом, ведь промедление для него было хуже неволи, тем более в такое время, когда каждый час приближал падение Гондора.
Да и путешествие на одном корабле с армией проклятых радости никому не добавляло, в том числе и самим проклятым. Их предводитель жутким хриплым голосом пообещал, что «с этим гадким отродьем» будет покончено настолько быстро, насколько это вообще возможно, коль уж в обмен им дали слово счесть давнюю клятву исполненной.
Дела у него шли хуже некуда, и не было никакого смысла этого отрицать. Вот только коня жалко, и в самом деле хороший был, впрочем, у роханцев плохих лошадей отродясь не было.
Но кто ж знал, что по пути ему встретится отряд орков-дезертиров, сбежавших из основной армии?
Было их штук двадцать, и Боромир поначалу совсем не был уверен, что справится – слишком хорошо обучены были эти твари. Хуже, чем он, разумеется, но вот численный перевес... Впрочем, высшие силы, очевидно, были все-таки на стороне гондорца, ибо через полчаса орки уже валялись на земле. Двое, сообразив, что противник им не по зубам, попытались удрать, но Боромир настиг их.
Однако, радость его длилась недолго. Раненый в битве конь еще несколько часов мужественно сражался за жизнь, и Боромир, понимая, что животное уже не спасти, одним взмахом меча положил
