«Любопытно», — думает она, а потом подходит к большому казану и пытается вылить молоко из ведра.
Но не может. Потому что молоко прибывает. И прибывает. И прибывает.
И прибывает.
* * *В Вуртьястане, далеко на севере, Мадс Ховерссен с хмурым видом пытается разобраться, что за ерунда приключилась с его автомобилем. Что-то где-то льется не туда, он в этом уверен, и потому один из топливопроводов забился. Но вся проблема в том, чтобы вычислить, где именно возникли неполадки. Если бы он только мог обойти этот проклятый вал сбоку от блока цилиндров…
Потом все на миг замирает. Как будто мир запнулся. Раз — и все.
Его лицо обдает теплым ветерком. Он встряхивается и возвращается к работе, пытаясь сдвинуть с места вал, и тут…
Скри-и-ип.
Мадс таращит глаза. Вал поддается, словно сделанный из мягкого сыра, и сгибается.
Он глядит на вал. Он понимает, что совершил — хотя вообще-то абсолютно непонятно, как ему это удалось, — нечто очень плохое, достаточно плохое, чтобы весь автомобиль перестал работать.
А потом, словно услышав его мысли, вал со скрипом возвращается в изначальную форму.
Мадс опять таращит глаза. Недоверчиво трет их. Потом выбирается из-под автомобиля и размышляет.
Он смотрит на вмятину на краю водительской двери, которой так и не успел заняться.
Металл с глухим звуком распрямляется и разглаживается сам.
— Чтоб мне провалиться… — шепчет Мадс.
* * *В Таалвастане, в юго-западной части Континента, маленький мальчик, гоняясь за мячом, случайно взбегает вверх по стене, где замирает, сообразив, что случилось, и от ужаса начинает рыдать. Его сбитые с толку родители сперва не понимают, как его оттуда снять, но в конце концов им это удается. Впрочем, вскоре они пожалеют о случившемся, когда их сын поймет, что может бегать еще и по потолку.
В Наваштре, в Сайпуре, юная девушка, поддавшись странному порыву, поет песню камням в близлежащей каменоломне. Она и ее родственники, устроившие пикник неподалеку, в ужасе и смятении глядят на камни, которые медленно катятся по склонам и складываются в слова: «Спасибо, это было красиво».
На дрейлингских берегах старуха поднимает взгляд, и у нее едва не случается сердечный приступ при виде племянницы, которая преспокойно гуляет по воздуху над морем, истерически смеется и машет руками, подражая чайкам, которые обеспокоены не меньше старухи.
Всем этим аномалиям — этим и тысяче других, происходящих в Сайпуре, на Континенте и на дрейлингских берегах, — предшествуют две вещи: во-первых, странная пауза, как будто мир замер на краткий миг; во-вторых, порыв теплого ветра, обдающий лица людей.
Как сказал один маленький мальчик, научившийся проходить сквозь деревянные стены: «Как будто этот ветерок принес с собой звезды. И потом вложил их в наши головы».
* * *В Галадеше совместное заседание Военного совета с премьер-министром Гадкари и ее кабинетом идет не очень хорошо. В основном потому, что Военный совет, каким бы он ни был военным и хорошо информированным, мало что понимает в происходящем.
Сперва поступили донесения о башне вокруг Мирграда и огромном черном божественном существе, которое шло по лестнице внутри этой башни. Военный совет подумал, это какое-то новое континентское восстание — только вот континентцы удивились и перепугались не меньше остальных.
Потом пришли донесения о том, что бывшего премьер-министра Ашару Комайд неоднократно заметили на мирградских улицах, что весьма странно — ведь всем известно, что она мертва.
И наконец, пришел черед донесений о том, что черная башня вместе со знаменитыми стенами Мирграда попросту исчезли. Как будто ничего не произошло.
Сперва все вздохнули с облегчением. Но тут хлынули новые донесения.
Помощник премьер-министра скороговоркой пересказывает последние известия:
— …в Аханастане женщина читает стихи деревянным заборам, и они меняют расположение; в Жугостане мальчик оставляет позади себя лепестки цветов, когда бежит очень быстро; в Бросте пожилой господин делает стекло прямо из песка, просто выругав его как следует; и теперь у нас есть две, а может быть, и три — это еще не подтверждено — женщины в Аханастане, которые могут исцелять любые раны, обняв раненого человека и подремав с ним рядом какое-то время.
Помощник перепроверяет цифры.
— В общей сложности, семьдесят три донесения за последние два часа.
— И это то, о чем мы знаем, — говорит генерал Нур, древний и седой, но не утративший стали во взгляде. — Должно быть бесчисленное множество тех, про кого нам не известно. Либо они спрятались, либо их… способности проявляют себя неочевидным образом.
Премьер-министр Гадкари размышляет над этим. Она известна как спокойный созерцатель, а не тот, кто любит раскачивать лодку, — большой контраст с предшественниками, Гавали и Комайд.
— Итак, — говорит она в конце концов. — Это… чудеса.
— Они могли бы ими быть, премьер-министр, — возражает генерал Нур. — Но это происходит повсюду. Большинство чудес были привязаны к Континенту.
— И никто из этих людей раньше не обладал чудесными качествами, — добавляет генерал Сакти. — Они просто… появились из ниоткуда.
Кто-то фыркает в дальней части комнаты. Все за столом медленно поворачиваются, чтобы посмотреть на министра Мулагеш, которая рассеянно разворачивает сигариллу.
— Вы хотите что-то сказать, министр? — спрашивает Гадкари.
— Мое проклятие, — говорит Мулагеш, — состоит в том, что я много чего могу сказать — и все мы знаем об этом, премьер-министр.
Генерал Нур старательно отводит взгляд, словно пытаясь скрыть улыбку.
Гадкари смотрит на Мулагеш, лидера меньшинства оппозиционной партии и вечную занозу в заднице. Лишь ради приличий Мулагеш приглашают на такие заседания кабинета министров, хотя Гадкари обнаружила, что Мулагеш говорит больше всех людей, которые на самом деле имеют право здесь находиться.
— У вас, Мулагеш, — произносит Гадкари ледяным тоном, — есть какое-то мнение по данному вопросу? Вы ведь и впрямь обладаете некоторым опытом в этой… области.
— «Эта область», — фыркает Мулагеш, — то бишь этот безумный ужас. — Она втягивает воздух сквозь зубы. — Комайд как-то сказала, что божественное могло быть подобно любой другой энергии — то есть наличествовать в ограниченном количестве, которое целиком и полностью использовалось благодаря разнообразным… как бы их назвать… махинациям.
— Чудеса, — говорит Нур. — Боги.
— Да, — подтверждает Мулагеш. — Что-то вроде этого.
— Это была Комайд-старшая? — спрашивает помощник Гадкари. — Или младшая?
— Та, которая не была гребаной сукой-интриганкой, — отвечает Мулагеш.
— Пожалуйста, перейдем к делу, министр! — рявкает Гадкари.
— Стены Мирграда — самое большое из известных чудес — исчезли. Та огромная черная божественная дрянь, что появилась из пустоты, тоже исчезла. И то и другое использовало божественную энергию. И, возможно, теперь она просто… рассеялась. Как шлейф газа от газового факела.
Когда собравшиеся понимают, о чем она говорит, наступает долгое молчание.
— Рассеялась, — ошеломленно повторяет Сакти. — Вы намекаете, что любой… где угодно… мог стать богом?!
— Наверное, нет, — говорит Мулагеш. — Это просто мелочи, маленькие чудеса по сравнению с тем, что может сделать Божество. Но похоже, что эти люди все-таки наделены божественными способностями.
— Но…
