— Что?! Ты? Да ты и сесть не сможешь, что уж говорить о путешествии по воде!

— Я должен поговорить с женой. С Хильд. Она может позаботиться обо мне.

— С твоей… женой? — Косой взгляд Ивонны говорит о многом.

— Она была моей женой, когда мы виделись в последний раз. Это случилось тринадцать лет назад. Думаю, с тех пор она снова вышла замуж.

— Это единственный способ спасти Тати?

— Я так думаю. — Он кашляет. — Шара попросила меня защитить Тати. Я буду это делать, пока не удостоверюсь, что она в безопасности. Даже лежа в кровати.

— Я отдам распоряжения, — соглашается Ивонна. Она пытается снова улыбнуться, но взгляд ее совсем не весел.

— Ты чего-то недоговариваешь, — замечает Сигруд.

— Что?

— Когда ты на меня смотришь. Ты что-то видишь. Что?

Она колеблется.

— Мое ранение? — спрашивает он.

— Нет. Не только оно.

— Тогда что?

Она смотрит на него, ежась, потом идет к туалетному столику и берет зеркальце. Подносит его к лицу Сигруда.

В зеркале он видит лицо старого дрейлинга. Он не сразу понимает, что это его собственное лицо. Изборожденное морщинами, с бледными старческими пятнами на висках, с выступающими на носу сосудами. Волосы и борода у него серебристо-серые. Его глаз потускнел, привычный синий блеск ледника пропал.

— Она сказала, что вытащила из тебя чудо, — говорит Ивонна, — и все то время, которое в нем накопилось. Но похоже, что оно… сберегло очень много времени. И когда она снова вложила его в тебя…

Сигруд слабо смеется.

— Ох, батюшки мои. Батюшки мои.

— Кажется, ты смирился.

— Было бы глупо с моей стороны, — говорит Сигруд, — танцевать с самим временем и ожидать, что уйду невредимым. Я думал, что умру. Но я продолжаю жить, чтобы помочь избавить Тати от опасности. Я не в обиде.

— А я в обиде, — печально говорит Ивонна. — Немного.

Он смотрит на нее и улыбается.

— Хорошо, что у нас было то, что было.

— Одного вечера, — говорит Ивонна, — совершенно недостаточно, Сигруд йе Харквальдссон.

— Но это было все, что мы получили. Ты поможешь мне, Ивонна? Поможешь привезти Тати на мою родину?

Она наклоняется и целует его в лоб.

— Конечно. Конечно, конечно, конечно, конечно.

На следующий день Ивонна нанимает машину скорой помощи, чтобы та отвезла их к Солде. Сигруд по-прежнему выглядит ужасно, Татьяна опирается на Ивонну, с бледным лицом, в испарине, и все вместе они выглядят кучкой жертв чумы, которых отправляют в карантин.

Сигруд лишь наполовину в сознании, но никто на них даже не смотрит. Большей частью, похоже, потому что Мирград сошел с ума.

Женщина строит лестницу из низко висящего в небе облака. Мимо проезжает мужчина верхом на олене из виноградных лоз, радостно смеясь. Ребенок, сидящий на ступеньках, что-то рисует на стене пальцем. Появляется маленькая круглая дверь. Ребенок ее открывает, входит и закрывает за собой, после чего дверь тотчас же исчезает.

«Это мир, который мы создали? Это Шара, Тати, Мальвина и я сотворили своей борьбой?»

Они наконец-то добираются до Солды. Их корабль оказывается грязной старой яхтой, а капитан — изворотливым сайпурцем, который быстренько заявляет о своем желании убраться из Мирграда на всех парусах, потому что тут все чокнулись.

— Впрочем, весь мир сошел с ума, — добавляет он отрешенно. — Весь без остатка.

— Поскорее доставьте нас на дрейлингские берега, — говорит Ивонна. — Не задавайте вопросов и сможете купить себе кусочек мира, который не сошел с ума.

Они помогают Сигруду и Тати добраться до пассажирской каюты. Ивонна быстро обустраивается возле их коек, распаковывая бесчисленные ящики и коробки с медицинскими приспособлениями. Сигруд уже понимает, что путешествие будет для него трудным: в каюте совсем не так комфортно, как в кровати Ивонны.

Он пристально глядит в потолок, пытаясь не потерять сознание. Не получается; он снова засыпает.

Проходит день, потом другой. Мир Сигруда дрейфует. Каждый раз, когда он засыпает, как будто проходит вечность. Иногда он спит всего несколько минут. Иногда целый день. Его дыхание теперь неглубокое и быстрое, всегда хриплое. Он не уверен, что когда-нибудь сможет дышать обоими легкими.

Однажды он просыпается оттого, что кто-то плачет в ночи. Поворачивает голову и видит Тати, которая лежит на своей койке. Глаза девушки мокры от слез.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Я скучаю по ней, — говорит она. — Я просто по ней скучаю. Вот и все.

Он не знает, про Шару она или про Таваан. Возможно, про обеих. Возможно, это не имеет значения.

Сигруд смотрит в иллюминатор. Они уже далеко к северу от Мирграда, пересекают западную часть Тарсильского хребта. С залитых лунным светом небес, кружась, падают снежинки.

— Мне станет хоть чуть-чуть легче? — спрашивает Тати. — Станет?

— В конце концов, — говорит он, — да.

Она смотрит на него горящими глазами.

— Не смей меня оставить. Только не ты. Только не после всего, что было.

Он пытается ей улыбнуться.

— Закрой глаза. Утром найдешь меня рядом.

Она подозрительно хмурится.

— Я здесь еще на некоторое время задержусь, — обещает Сигруд.

Она переворачивается на другой бок и снова засыпает.

Пока Сигруд, Ивонна и Татьяна продолжают свое долгое и медленное странствие на северо-запад по Солде, весь мир отправляется в собственное путешествие в странные неизведанные края.

В Таалвастане все те, у кого появилась способность производить или изменять сырье — железо, древесину, камень, песок, — собираются вместе каждую ночь. Они решают, что ремесленникам, трудягам и рабочим разумно объединить усилия. Создать что-то вроде гильдии или ассоциации. И делать то, что нравится, за определенную плату.

На следующее утро они принимаются за работу, просто чтобы проверить, получится ли.

К вечеру уже готова треть небоскреба.

На следующий день распространятся слухи об их успехах, и другие подхватят идею.

Через неделю после этого мировые рынки недвижимости начнут рушиться.

А к концу месяца то же самое случится с финансовыми рынками — сразу после того, как новая Гильдия алхимиков Аханастана официально начнет работу.

В Жугостане человек, умеющий петь песни, которые погружают слушателей в бредовое, радостное оцепенение, путешествует по окраинам города, насылая на свою аудиторию восторженный, веселый транс — за деньги, разумеется. Лишь после того как он уйдет, люди заметят резкий всплеск подростковых беременностей, происходящих от секса, который девушки не могут вспомнить и на который, конечно, не давали согласия.

Через несколько дней за голову музыканта будет назначена награда. Но это едва ли поможет смягчить гнев, позор или горе из-за случившихся в конечном счете самоубийств.

В Мирграде женщина открывает уличный бизнес: она сидит на стуле возле невзрачной двери, над которой висит табличка: «Куда угодно — пятьдесят дрекелей». Любознательные люди спрашивают, что это значит, и она отвечает: «Куда угодно. Я могу отправить вас куда угодно». Вскоре они узнают, что это правда: за пятьдесят дрекелей женщина откроет дверь на пустынный остров, на вершину горы или в чей-то особняк.

К вечеру очередь клиентов тянется через весь Мирград.

К утру железнодорожная компания назначает награду за ее