Отец остановился, и я увидела, как напряглись желваки на его скулах. Каждое слово давалось ему с трудом — великий ли Норд не привык уговаривать и что-либо объяснять, но он все-таки сделал над собой усилие и продолжил:

— Твой… высший… Мне известно, кто он. В его власти разрешить тебе посещать дворец. В крайнем случае, выпытаешь дневные пароли — не мне тебя учить, как это делается. Достаточно и…

— Нет.

Меня хватило лишь на одно короткое слово, но и оно произвело потрясающий эффект.

— Что? — маска высокомерной невозмутимости дала трещину, и я увидела настоящее, живое лицо Лиммера ли Норда, на котором удивление, даже оторопь быстро сменялись яростью. — Да как ты смеешь, девчонка…

Он даже руку вскинул, замахиваясь. Я не выдержала — попятилась, отступая к Варесу. Уперлась спиной в грудь капитана, и на мое плечо легла тяжелая ладонь, то ли останавливая, то ли поддерживая. Хотелось все же верить в лучшее.

— Господин… — пророкотало над головой.

Отец стиснул зубы и убрал руки за спину.

— Ли Парсу ты не отказала.

Горько усмехнулась про себя. Эх, Сэлн, Сэлн… «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», — любила повторять госпожа Джилас. Тогда я только пожимала плечами в ответ на это забавное, как мне казалось, высказывание. А теперь вот и мое доброе дело меня «догнало».

— Герцог Сэлмон ли Парс мой жених. Теперь уже бывший, к счастью. Я вывела его из города, но на этом все. Мой долг перед чистыми выплачен его спасением.

— А долг крови? Я твой отец.

— Я помню, папа, поэтому никому не расскажу о нашей встрече. Но и помогать не стану. А про обязанности перед родными не тебе говорить. Ты возьмешь то, что нужно, и снова уйдешь. А мы? Бросишь нас здесь? Или планируешь забрать с собой? Молчишь?.. Значит, нет… Ты задумывался о том, что произойдет, если я все-таки соглашусь, а маги потом об этом узнают? Что случится с мамой, Нэссой, твоим внуком? Со мной?.

Повисла пауза… Отец смотрел на меня, не отрывая взгляда. Изучал недоуменно и гадливо, как какое-то диковинное насекомое.

— Убирайся, — наконец не произнес — выплюнул он.

— Отпускаешь? — переспросила я недоверчиво. Если честно, было мгновение, когда я уже решила… Надо же, пощадил, вспомнил, что я его дочь. — Спасибо, папа.

Герцог скривился так, словно его заставили съесть целую пригоршню кислых лесных ягод.

— Думаешь, пожалел? — мигом развеял он мои иллюзии. — Зря надеешься. Если бы не эта проклятая метка, — кивок на мое запястье, — ты бы давно уже по-другому запела. Но я прекрасно понимаю, стоит тебя тронуть, и любовничек тут же примчится. Или зверюга его. Кто там у высшего в фамильярах? Нам теперь много чего известно об этих Сахтаром избранных темных. Жаль, поздно узнали. Ну, ничего, пусть радуются. Пока…

Он выпрямился, надменно вздернул подбородок.

— Я уйду отсюда одновременно с тобой. Предупреждаю на тот случай, если все же побежишь доносить. Но здесь останется мой человек, будет ждать до вечера. Передумаешь — возвращайся, у тебя есть время до заката. Нет — обойдусь без тебя. Только имей в виду, я никому никогда не прощаю предательства, тем более родной дочери. Все. Иди. Убери ее с глаз моих, Варес.

Не помню, как оказалась за оградой. Ворота захлопнулись за спиной, я, шатаясь, побрела по улице и за поворотом упала в объятия рыдающей Уны. Служанка все это время караулила меня в ближайшей подворотне.

О том, чтобы идти в «Гнездышко», не было и речи. Немного успокоившись, мы вернулись домой, и я объяснила всем, что, похоже, простыла. Нэсса тут же заверещала, что мне категорически нельзя приближаться к ребенку, а потом собственноручно затолкала в спальню. Там я и просидела до вечера.

Нхоран по-прежнему показывал, что Айтона нет в Кайнасе. Хвич тоже не отвечал — я уже знала, что если горгул занят, то явится только в случае реальной опасности. Несколько раз заглядывала мама, но я отговаривалась тем, что хочу отдохнуть. На душе было неспокойно, но решения своего я менять не собиралась. Еще раз идти к отцу — тем более.

День сменился вечером, за ним наступила ночь, а я все сидела у окна и, закутавшись в шаль, смотрела на полыхавшее странными, кроваво-красными зарницами небо.

Ближе к рассвету, окончательно устав от предположений и переживаний, я и задремала там же, на подоконнике. С мыслью о том, что завтра обязательно вызову Хвича, даже если для этого придется сцедить ведро крови.

А утром в наш дом пришли маги.

Настойчиво громыхнули кулаками по запертой двери, вошли по-хозяйски, обожгли взглядами встревоженную маму, выбежавшую из кухни Уну, застывшую на лестнице Нэссу и слаженно шагнули ко мне.

— Собирайтесь, госпожа. Пойдете с нами.

И все, никаких объяснений. Ни сейчас, ни потом — когда помогли мне забраться в экипаж с наглухо занавешенными окнами, а сами заняли места по бокам и напротив. Окружили.

Нет, они не были нарочито грубы или невежливы, эти четверо хмурых, сосредоточенных на каких-то своих мыслях мужчин. Но и беседовать со мной явно не собирались, а тем более, успокаивать. Сидели молча, не реагируя на мои попытки заговорить. Я попробовала хоть что-то разузнать, задавала вопросы, но вскоре оставила неловкие, тщетные попытки и застыла, уставившись в одну точку.

Айтон с Хвичем по-прежнему не отзывались — я это проверила в первую очередь, — а нхоран вдруг резко поблек, почти слившись по цвету с кожей руки, и это тревожило даже больше, чем мысли о том, зачем и куда меня везут. При взгляде на потускневшую, мертвую метку огнем пекло в груди.

Если бы мне позволили, я бы немедленно побежала в особняк высшего… во дворец… в храм Сахтара. Искать Айтона и Хвича… Найти хоть кого-нибудь. Но возможности такой у меня не было, оставалось только ждать.

Около получаса мы ехали в полной тишине, потом экипаж остановился, мне разрешили спуститься и, не дав даже оглядеться, завели в какое-то здание.

Узкие, слабо освещенные коридоры. Низкий потолок. Поворот… Еще один… Темная боковая дверь.

— Входите.

Перешагнула порог, и за спиной тут же тихо клацнул замок. Маги ушли, оставив меня одну, лишь коротко бросили напоследок:

— Ждите.

Обошла по кругу маленькую комнату, осматриваясь. Письменный стол, два стула, наглухо закрытый шкаф и рядом