Асфодели рассыпались под тяжелыми ботинками Гадеса, но когда он остановился перед тем, что и стало причиной вызова, то молчал некоторое время. Потом сказал:

— Дай мне закурить.

Харон только хмыкнул и протянул Гадесу свои сигареты.

— Не спрашивай, кто это, — сказал Харон. — Потому что если это не любовник Сеф, которого она тут похоронила, то понятия не имею.

Гадес молча курил и стряхивал пепел на чьи-то выбеленные кости — определенно человеческие. Сквозь сдвинутые в кучу ребра пробивалось несколько белесых асфоделей.

Утробно рыча, Цербер обошел скелет, обнюхивая. Посмотрел на Гадеса, передавая информацию: да, человек.

— И его забросили сюда после смерти, — сказал Гадес. — Давно мертвого человека. Откопали, смахнули грязь с черепа и зашвырнули в Подземный мир.

Харон хихикнул:

— Людям на порог дохлых котиков подкладывают, а тебе вот — скелетик.

— Котик тут вскочит и побежит, — отрезал Гадес. — Это мир мертвых. Но не… таких. У нас нет останков и плоти. Это разрушает баланс.

Гадес вспомнил, как однажды Персефона решила, что в мире слишком много несчастных кошек. Она стала собирать их и держать в Подземном замке. Как ни странно, на баланс это не повлияло, просто животные жили, а потом здесь же и умирали… чтобы на следующий день стать похожими на Цербера, созданиями темной плоти, мрака и фиолетовых искр.

— В замке спокойно? — Гадес повернулся к Харону. — В городе?

— Конечно. Но я специально еще раз проверил перед твоим приходом. Никого постороннего. Только здесь, на болотах, на самой границе, смогли пробраться и подложить… вот это.

Гадес нахмурился.

Никто не проникает в Подземный мир без его ведома и разрешения.

Никто не смеет… и никто не может. Но скелет под его ногами насмехался почти беззубым ртом, и самим фактом своего существования говорил о том, что на этот раз кто-то проник. Кто-то смог.

Как и сумел убить одного бога и едва не уничтожить другого.

Сигарета закончилась, и Гадес сделал едва уловимое движение большим и указательным пальцем, будто растирая — окурок превратился в пепел и осел в траву сияющими искрами.

Что-то еще не давало покоя с этим скелетом. Что-то неуловимое. Гадес приглядывался к цветам, склоняющимся на кости, к фиолетовым искрам, таящимся на бедрах. Определенно человеческий скелет, выбеленный самой землей, но… было какое-то «но». Едва ощутимое. Почти неуловимое. Зуд на кончиках пальцев.

Цербер почуял настроение и желание владыки и начал снова крутиться вокруг скелета, обнюхивая его каждой из трех голов. Сгустки теней с шерсти порой опадали на ребра, а в примятой траве, где только что стояла лапа, копились искры.

Внезапно остановившись, Цербер заскулил и вскинулся, всеми тремя головами уставившись на Гадеса.

Он отшатнулся, едва не налетев на Харона. Здесь, в собственном мире, когда рядом не было даже приближенных, кроме верного Харона и Цербера, Гадес мог себе позволить не держать маску всемогущего бога.

Он — воплощенная тьма. Он — смерть, безжалостная и настигающая каждого.

Но не только.

Опустившись на колени, Гадес протянул руку и несмело коснулся костей. Кончиками пальцев. Трепетно, почти нежно провел по ключице. На миг ему почудилось, он ощущает запах сладковатых лилий.

— Персефона, — понял Харон, — это скелет последнего тела Персефоны.

Все боги обладали телами, но они немного отличались от человеческих, были способны вместить силу. И если старое по какой-то причине приходило в негодность, могли создать новое.

Все, кроме Персефоны, чей дух перерождался после смерти тела — и ее останки, в отличие от других богов, не исчезали, а разлагались, как любые человеческие.

Гадес поднялся, но ощущал, как его бьет дрожь. Цербер ткнулся одной из голов в его бок, поскуливая — Персефону пес всегда любил.

— Тебе надо выпить, — заявил Харон. — Пошли.

Беседка стояла неподалеку. Черная, кованая, с изящными стальными цветами, такими же опасными, какой иногда бывала сама Персефона.

На столе уже стоял графин с темно-гранатовой жидкостью: человеческая выпивка на богов действовала слабо, но только не настойка на водах рек Подземного мира. Харон налил два бокала, но пить не торопился — Гадес осушил свой залпом.

На порог Подземного мира подкинули вовсе не дохлого зверька. А скелет последнего смертного тела королевы этого места. И вместе с алкоголем по венам Гадеса начинала разливаться ярость. Вторя хозяину, заворчал и Цербер: в беседку он не пролезал, так что улегся снаружи.

Харон ухмыльнулся:

— Вот это выражение лица мне нравится больше. Оно обещает смерть и муки тем, кто посмел нарушить границы.

— Я сам стану их мукой.

— Что случилось? — Харон уселся на один из кованых стульев, болтая в бокале жидкостью. — Я слишком давно тебя знаю. Не только в костях дело.

— Кто-то убил Бальдра. И чуть не убил Амона.

— О.

На лице Харона не проступило особого удивления. Он хоть и мог появляться среди людей, но всегда предпочитал это место. Он был жителем царства мертвых, его созданием и продолжением. Смерть богов вряд ли могла его взволновать — нарушение границ собственного мира для Харона было куда большим потрясением.

— А еще я нашел Персефону, — спокойно сказал Гадес. — И она ничего не вспомнила. Считает себя смертной.

Эта новость действительно поразила Харона. Борода ничуть не скрывала удивления на его лице.

— Как так?

Гадес пожал плечами и налил себе еще. Харон как-то беспомощно спросил:

— Но вы должны соединиться, и она вернется сюда как королева.

— Ты мне ее силой предлагаешь взять?

Гадес позволил себе немного язвительности, и это сразу сработало на Хароне. Взяв себя в руки, тот поболтал остатками жидкости, допил и посмотрел на Гадеса исподлобья:

— Думаешь, это всё дело рук Деметры?

— Потеря памяти — безусловно. Но скелет — это слишком жестоко даже для нее.

— Тебе напомнить, сколько смертных она прокляла, потому что они при встрече ей тапочки не под тем углом подали? — хмыкнув, Харон налил себе еще. — А что насчет смерти богов?

— Да зачем это Деметре?

— А зачем кому-то еще?

Гадес пожал плечами. Он и правда не представлял. Убийство бога не давало никакой силы, тот просто… исчезал.

— Меня больше беспокоит другое, — сказал он. — Персефона перерождается сотни лет. Это непреложный закон.

— Это прихоть Деметры, одобренная твоим братом, — пробормотал Харон.

Но Гадес не обратил внимания и продолжал:

— Боги — тоже непреложный закон. Как и границы Подземного царства. Все эти законы сейчас нарушаются. И я пока не знаю, к чему это может привести. Но… ты ощущаешь?

Гадес сделал широкий жест рукой, как будто призывал Харона прислушаться к миру вокруг. Ощутить его. Нахмурившись, тот замолчал, а через мгновения в глазах Харона отразилось понимание.

Подземный мир