Еще я сказала, что хороший психометрический инструмент подобен гениально сконструированной ловушке. Попав в нее, психика чем больше мечется, тем больше оставляет следов. Сегодня мы знаем, что человек при рождении начинен всевозможными потенциалами, и взросление заключается вовсе не в их развитии и обучении, а скорее в отсечении возможностей, одной за другой. В конце концов из дикого буйного растения мы превращаемся в своего рода бонсай – уменьшенную, подстриженную и урезанную миниатюру потенциального себя. Мой тест отличается от других тем, что исследует не то, что мы получаем в процессе развития, а то, что утрачиваем. Наши возможности постепенно ограничиваются, но благодаря этому легче предвидеть, кем мы станем.

На протяжении всей моей научной карьеры меня постоянно высмеивали, унижали, подозревали в увлечении парапсихологией и даже в подделке результатов. Видимо, отсюда моя подозрительность и стремление мгновенно переходить в наступление. Я первым делом нападаю и провоцирую, а потом отступаю, удрученная тем, что натворила. Больше всего меня бесят обвинения в иррациональности. Почти все научные открытия поначалу кажутся нерациональными, поскольку рациональность обозначает границы познания; чтобы их преодолеть, зачастую следует отрешиться от рациональности и броситься в темные пучины неисследованного – именно ради того, чтобы фрагмент за фрагментом рационализировать его и объяснить. Во время мирового турне я каждую лекцию о своем тесте начинала со слов: «Да, знаю, что вашей реакцией будут раздражение и злость, но человеческую жизнь можно предсказать. Для этого имеются соответствующие инструменты». В зале повисала напряженная тишина.

Когда мы вошли в зал, дети были заняты какой-то игрой, заключавшейся в разыгрывании сценок. Еще из коридора мы услышали взрывы смеха. Они с трудом заставили себя отвлечься и поздороваться. Я была примерно в возрасте их бабушек, что сразу установило между нами приязненную дистанцию. Они не пытались войти в доверие. Одна смелая девочка, некрупная и очень решительная, задала мне несколько вопросов. Откуда я? На каком языке говорила моя мама? Первый ли раз я в Швейцарии? Насколько сильно загрязнено место, в котором я живу? Есть ли у меня собака или кошка? В чем заключаются исследования? Не будет ли скучно?

Я полька, отвечала я по порядку. Мама говорила по-польски. В Швейцарии я была уже несколько раз, меня хорошо знают в Бернском университете. Загрязнение сильное, но все же не такое, как в том городе, из которого я уехала. Особенно зимой, когда наше Северное полушарие многократно увеличивает производство смога. В деревне, где я живу, нет необходимости носить маску. В исследованиях нет ничего неприятного. Проведем несколько компьютерных тестов, касающихся повседневной жизни – например, того, что вы любите, а чего не любите, и так далее. Еще вам покажут странные трехмерные фигуры, и надо будет сказать, на что они похожи. Некоторые обследования предусматривают использование современной аппаратуры, это не больно, разве что иногда щекотно. Скука уж точно никому не грозит. Несколько ночей вы будете спать в специальной шапочке, это мониторинг сна. Некоторые вопросы могут показаться очень личными, но мы, исследователи, обязуемся соблюдать полную конфиденциальность. Поэтому я прошу вас всегда быть максимально откровенными. Часть исследования включает в себя решение задач, это похоже на игру. Уверяю вас, что мы отлично проведем время. Да, у меня была собака, но она умерла несколько лет назад, и с тех пор я больше не хочу заводить животных.

– Вы не думали ее клонировать? – спросила та смышленая девочка, которую, как выяснилось, звали Мири.

Я не знала, что ответить. Я об этом не думала.

– Говорят, в Китае это в порядке вещей, – сказал высокий парень с узким смуглым лицом.

Вопрос о собаке вызвал короткую беспорядочную дискуссию, а потом дети, видимо, решили, что предварительный ритуал взаимных любезностей закончен, и вернулись к игре. Они позволили нам принять в ней участие – это был, насколько я поняла, вариант нашего «крокодила», когда нужно при помощи языка тела, без слов, сообщить какую-то информацию. Мы играли, не делясь на команды, каждый за себя, в одиночку. Мне ничего не удалось угадать. Дети зашифровывали фрагменты каких-то игр, фильмов – ничего этого я не знала. Они были с другой планеты, мыслили быстро, ассоциативно, аллюзии отсылали к совершенно чуждым мне мирам.

Я наблюдала за ними с удовольствием, с каким смотришь на все гладкое, молодое, упругое, приятное взору, близкое к источнику жизни. Прелестная диковатость того, чьи границы еще не очерчены. Ничто в них еще не деформировалось, не окостенело, не покрылось панцирем – организм радостно движется вперед, вверх, возбужденный маячащей вдали вершиной.

Сегодня, припоминая ту сцену, я отчетливо вижу, что в памяти у меня остались Тьерри и Мири. Тьерри – высокий, смуглый, с тяжелыми веками, всегда словно бы скучающий, отсутствующий. И Мири – миниатюрная, сконцентрированная на себе, словно сжатая пружина. Я также наблюдала за близнецами. Когда входишь в помещение, где находится больше одной пары однояйцевых близнецов, сразу возникает странное ощущение нереальности. Так произошло и со мной. Первая пара: мальчики, сидящие далеко друг от друга, это были Джулиан и Макс – оба плотные, темноглазые, с курчавыми черными волосами и крупными руками. Дальше: две высокие блондинки, Амелия и Джулия – одинаково одетые, сосредоточенные и хорошо воспитанные, сидели рядышком, так, что их руки соприкасались. Я смотрела на них как завороженная, невольно отыскивая отличия. Другие, например, Вито и Отто, делали все, чтобы не быть похожими друг на друга: у одного на голове короткий «ежик», другой отпустил длинные волосы, один – в черной рубашке и брюках, другой – в шортах и пестрой футболке. Я не сразу поняла, что это близнецы, и поймала себя на том, что изумленно таращусь на них. Мальчики улыбнулись – вероятно, привыкли к подобной реакции. Рядом с Мири сидела Ханна, высокая семнадцатилетняя девушка, обладавшая фигурой модели и красотой андрогина. Она почти не участвовала в игре и едва заметно улыбалась, словно мыслями была далеко отсюда. Высокий стройный Адриан – гиперактивный, нервный, лидер – все угадывал первым и мешал играть другим. И Эва, которая каким-то материнским тоном утихомиривала его, пытаясь навести порядок. Ребята как ребята, такие найдутся в любом молодежном лагере.

На следующий день я начала первую часть обследования, посвященную психоневрологическим параметрам, довольно рутинную. Простые тесты на память и наблюдательность. Кубики, укладываемые в определенном порядке, распознавание странных рисунков, одним глазом, другим глазом. Как я и обещала, им понравилось. Вечером, когда я обрабатывала данные на своем компьютере, зашел Виктор и сказал:

– Я лишь хочу напомнить, что ты подписала обязательство соблюдать конфиденциальность. Только наши носители информации. Собственные использовать запрещается.

Это привело меня в раздражение. Показалось