Ольга отстранилась, но без нарочитой холодности. Однако Марек не ушел, и теперь они вдвоем о чем-то тихо разговаривали.
Научный руководитель, Натан, сидел сам по себе. Это было одиночество капитана корабля, который знает, что одни члены команды несут вахту, другие отдыхают, но в целом все идет согласно штатному распорядку. Экипажу не нужно напоминать, что и когда делать, каждый знает свою роль. Поэтому капитан может спокойно предаваться своим, одному ему ведомым мыслям о будущем их похода.
Периодически Натан доставал остро заточенный карандаш и делал какие-то пометки в своем кожаном блокноте. Потом заглядывал в небольшой компьютер-наладонник и сверялся с расчетами. Или что там у него было?
«Так, а где Иева? – Сергей еще раз обвел взглядом лагерь. – А, вон их с Ольгой палатка шевелится, больше там быть некому, только ей. Остальные на виду».
Ольге и Иеве по понятным причинам выпала привилегия ночевать в одной на двоих палатке. Остальные размещались по трое-четверо. Честно говоря, Сокольских не удивился бы, разместись женщины в общих палатках. Европа, цивилизация, борьба за равноправие. В принципе он уже на подобные штуки насмотрелся. Но нет, само собой так получилось, что мужчины расположились отдельно от женщин.
Птица поднялся и пошел к женской палатке. Иева как раз выбралась наружу и несколько раз сильно встряхнула спальный мешок.
Увидев Сергея, она мило улыбнулась ему. Бросив спальный мешок в палатку, девушка присела на лежащий рюкзак. Сергей расположился рядом.
– А ты любишь стихи? – спросила вдруг девушка.
– Пожалуй, да. Но мало их знаю. Так, из школы помню кое-что.
– Правда? – Иева немного удивилась и добавила, как ему показалось, чуть смущенно:
– А я думала, ты романтик.
– Наверное, романтик. Люблю посидеть просто так, посмотреть вдаль, подумать о чем-нибудь, помечтать. Знаешь, я ведь в городе вырос, а там нет таких просторов, природы. Одни дома кругом. А человеку иногда нужно посмотреть на горизонт, на то, как садится солнце. На море… Хотя с морем как раз самое сложное. Я только один раз на море был. Очень хочется еще раз съездить.
Иева согласно кивнула головой:
– Море – это здорово. Я не понимаю, как человек вообще может жить без моря? Мы с папой каждый год ездили на море. Знаешь, какое оно у нас? Величественное, в нем есть характер. Прибалтика – очень красивый край. Сосны, белые песчаные дюны и, конечно, море. Мне кажется, я вот сейчас закрою глаза и действительно его увижу.
Она и вправду прикрыла глаза и сидела так с минуту.
– Чайки! Один раз услышав их в детстве, я уже никогда не забуду их крика. Они поют о волнах, о чем-то далеком и манящем, что лежит там, за горизонтом. Когда-то я прочитала стихи, их написал один русский, о Балтике. Они очень точно отражают мои чувства. Хочешь послушать?
– Конечно! – Ее красивый мелодичный голос пробуждал в Сергее какие-то светлые, давно забытые чувства.
Девушка чуть сморщила лоб, вспоминая нужные строчки, а потом нараспев продекламировала:
Балтийский шторм таранит берега,Косматых волн суровый разговор,И если б мне вторая жизнь была дана,Я б снова выбрала сей сказочный простор.Клинком изогнутым врезается косаВ янтарный дивный край, где Клайпеда поет,И шелестит который век в песках трава,И косяками сельдь на глубине идет…– Это о моей Родине.
Она помолчала немного, а потом спросила:
– А у тебя есть любимое стихотворение? Которое отражает твою жизнь?
Сергей задумался, в его памяти внезапно всплыли давно слышанные строчки.
– Да, только я автора не знаю. Но слова красивые.
Девушка ободряюще улыбнулась:
– Прочитай же, пожалуйста.
Сталкер, глядя в наступающий сумрак вечера, произнес:
– «…тут все слилось в пятно.Из уст моих не вырвется стенанье.Вот я стою в распахнутом пальто,И мир в глаза течет сквозь решето…»– «Сквозь решето непонимания», – закончила за него Иева и рассмеялась. – Сергей, это же Бродский! Я думала, все русские его знают!
Сокольских смутился.
– Я не знал, что конкретно эту вещь написал Бродский.
– Ты забавный. В хорошем смысле. Только очень задумчивый и серьезный.
– Место тут такое. Поневоле будешь серьезным. Впрочем, ты это место определенно скрашиваешь.
– Это комплимент? – Иева опять засмеялась и легонько щелкнула его по рукаву куртки. – Ты делаешь успехи, серьезный русский парень.
Невольно Сергей и сам улыбнулся.
«Все-таки она какая-то необычная девушка. Совершенно неподходящая для этих мрачных и опасных мест».
С ее присутствием в жизни Сокольских словно бы появилось тепло, ощутимо крепнущая надежда.
К сожалению, все хорошее заканчивается. Группа стала расходиться по палаткам. Вернулась Ольга, и девушки отправились спасть. Вжикнула молния, и полог палатки отгородил Птицу от его нового персонального солнца – Иевы Вирулайне.
Глава 9
Утро было серым и неприветливым. Заморосил противный дождь. Над болотами вился белесый туман.
Как и предполагал Сокольских, у некоторых членов группы после вчерашнего перехода болели мышцы ног. Птица заставил этих людей съесть припасенные лимоны, чтобы снизить эффект накопления молочной кислоты.
Научники надели на ноги какие-то специальные бахилы, пристегивающиеся к комбинезонам. А Сергей достал из рюкзака сапоги – болотники, натягивающиеся аж до самого пояса. У морпехов было нечто похожее: что-то между резиновыми сапогами и «чулками» от костюма химической защиты. На рюкзаки все натянули водонепроницаемые чехлы.
Птица срубил длинную жердь, и остальные последовали его примеру.
– Идем след в след. Я остановился, вы остановились. Куда я ногу ставлю, туда и вы.
Сокольских двинулся вдоль кромки воды, которую все сильнее затягивал сырой туман. Сначала шли по торчавшим из болота кочкам. Поросшие жухлой травой, они мягко пружинили под ногами и одновременно выворачивались из-под скользящей подошвы, словно живые. Сергей, идущий впереди, то и дело слышал за спиной громкие всплески. Один, другой, третий члены группы периодически плюхались ногами в воду. Так они шли минут тридцать. От деревца к кочке, от кочки к деревцу. Опирались на шесты-слеги, выдергивали ноги из черного, булькающего месива.
Прошло совсем немного времени, а группа уже устала. Пыхтение сзади раздавалось все отчетливее, научники спотыкались все чаще, тратя силы на то, чтобы преодолевать сопротивление жидкой субстанции, становившейся тем гуще, чем дальше продвигалась команда.
– Потерпите, немного осталось! – ободрял идущих за ним людей Сокольских.
К гати вышли через час. За это время пришлось несколько раз останавливаться. Люди забирались на редкие островки суши и старались отдышаться. Впрочем, сушей это уже назвать было сложно: островки эти мягко пружинили и покачивались под весом человеческих тел, показывая, как зыбок и ненадежен этот мокрый, сумрачный мир.
– Звиздец, – громко сказал Сергей, издали разглядывая гать.
– Все так плохо? – Натан и Грегори, отделившись от остальных, стояли рядом с Птицей.
– «Адская кузница», так эта штука называется. – Сергей посмотрел на Натана. – Вы же слышали о таких?
– Так это она? – Научный руководитель взял у сержанта морской пехоты бинокль и стал изучать раскинувшуюся впереди аномалию.
– Она самая. Все, что в нее попадает извне, плющит, разрывает, сминает, словно огромными молотками.
