– Ну что, за тех, кого Зона забрала? Не чокаясь.

– За них.

Стаканами я водку хлебать не умею, поэтому, отпив немного, поставил посуду на стол и закусил огурцом. А вот Хащщ свою дозу как за себя закинул. Вот уж не думал, что ктулху к алкоголю неравнодушны. И, что самое удивительное, Лютый, которому, как я думал, налили просто для проформы, чтоб не обидеть думающее существо, поставив передние лапы на стол, вылакал полстакана. Офигеть – не встать, где только научился…

Рудик сидел, выпучив глаза, – видать, хватанул лишнего с непривычки. Лесник же, легко махнув свою дозу до дна, теперь выкладывал из своей артефактной кружки кильку на алюминиевые тарелки. Над столом повис знакомый с детства рыбно-томатный запах. Когда же тарелки оказались наполовину наполнены рыбой, лесник, опустошив кружку, быстро закинул в нее тушенку из открытой банки.

В результате этих нехитрых манипуляций у каждого из нас в тарелке оказалась рыбно-мясная гора, при виде которой любого диетолога хватил бы сердечный приступ. А любой сталкер, мечтающий о том, чтобы пожрать чего-нибудь хорошего, слюнями бы захлебнулся. Ибо в Зоне качественная тушенка и не прогорклая консервированная рыба есть самый лучший деликатес.

Какое-то время над столом слышалось лишь ожесточенное чавканье. Оно и понятно – после эдаких приключений организм требовал подпитки, причем сытной, желательно вкусной, и чтоб было ее вдосталь. Все три составляющих имелись в наличии, и все присутствующие отдавали должное простой сталкерской пище.

– Ну что, теперь за нас, – отвалившись от тарелки, предложил Хащщ, уверенно взявший на себя роль тамады. При этом он выразительно покосился на кружку лесника.

Тот спорить не стал. Перед тем, как вытряхнуть консервированную кильку в свою самобранку, последнюю дозу водки он вылил в поллитровую стеклянную банку. И сейчас просто перелил ее обратно.

Когда стаканы наполнились, ктулху, степенно огладив бороду, состоящую из лицевых щупалец, произнес:

– За тех, кто сумел выжить в Зоне. За нас, друзья. И за победу над «мусорщиками».

Ну, за такое грех было не выпить.

Потом был тост за оружие – чтоб не подводило никогда и всегда находилось под рукою в нужный момент. Потом за мутантов и хомо, которые могут и умеют дружить – то есть за дружбу в целом. Потом раздался стук. Это Рудик, не привыкший к таким дозам алкоголя, рухнул со стула на пол. Но это никого не смутило. Слабого организмом друга Хащщ поднял и отнес на койку, куда и сложил по возможности аккуратно. Хорошо, что мимо не промахнулся, ибо ктулху уже пошатывало.

Вернувшись, Хащщ сказал, что еще не пили за женщин. Тех, что любят и ждут. А если таковых нет у нас пока что, то за тех, что еще непременно нам встретятся для того, чтобы любить и ждать. Гад этот ктулху. Такие тосты задвигает, за которые ну прям нельзя не выпить. Но от последнего я слегка протрезвел. Ибо вспомнил. О женщинах. То, что вспоминать себе запретил. Поэтому я лишь пригубил ополовиненный стакан и сказал, поставив его на стол:

– Друзья, спасибо за то, что вы есть. Но я всё. Сливаюсь. Ибо рубит меня не по-детски. Прошу понять и простить.

Хащщ проворчал что-то себе в щупальца насчет некоторых типа писателей, которые пить не умеют – а что это за писатель, который не умеет пить? Но сильно возбухать не стал, ибо ему лесник еще подлил. Пожилой сталкер хлестал прозрачную как воду и с виду был трезв как стеклышко. Говорят, есть такая способность у некоторых людей, хотя с лесника станется и артефакт какой-нибудь проглотить, нейтрализующий алкоголь.

В общем, выбрался я из-за стола, погладил Лютого, который уже, свернувшись в клубок, спал прямо на стуле, свесив хвост вниз до самого пола, и пошел себе спать на диван, который всё равно узкий, и больше одного тела на нем не поместится. При этом, прежде чем отрубиться, я всё же зафиксировал взглядом сидящих за столом лесника и Хащща, которые о чем-то беседовали, причем борода ктулху то и дело макалась в тарелку, потому что мутант, изрядно набравшись, уже клевал носом – в отличие от пожилого сталкера, которого, казалось, не брали ни усталость, ни алкоголь, ни годы, которые практически всех рано или поздно пригибают к земле до тех пор, пока в нее не положат навеки. Но у лесника это «поздно» еще не наступило. И наступит ли? Кто его знает. Я всё еще так и не понял этого загадочного человека, который на самом деле – человек ли? Сложный вопрос, на который у меня пока что не было ответа…

Проснулся я от того, что кто-то интенсивно тряс меня за плечо – аж зубы пару раз лязгнули. Я человек военный, пробудился сразу и первым делом схватился за нож – не сознательно, рефлексы просто такие у меня, годами отработанные. Но резать трясущего не стал, так что в ноздри мне ударил крепкий запах табака, замешанный на не менее крепком перегаре. Думаю, лесника сейчас можно было безошибочно учуять метров за сто – и вовремя свалить, чтоб не сдохнуть ненароком, если пожилой сталкер решит на тебя дыхнуть.

Я скривился, закашлялся и просипел:

– Да встаю, встаю, только не дыши на меня ради Монумента.

– Тихо, – прошептал лесник. – Они уже здесь. Проспали мы их. Понадеялся я на схрон, и вот чего вышло-то…

– А чего вышло? – шепотом поинтересовался я.

И замолчал. Потому что увидел изображение на экране включенного черно-белого телевизора, который я поначалу счел неработающим.

То, что происходило на экране, напоминало прелюдию к фильму ужасов. Завал из бетонных плит, перегородивший вход в Припять-два, был пробит – нет, скорее проплавлен, больно уж ровные края были у той круглой пробоины. И через нее осторожно втягивался в город вооруженный отряд «мусорщиков».

Понятно. В пробоину турбоплатформа не пролезла, а дальше расширять проход «мусорщики» не стали, опасаясь нового обвала. Поэтому решили проникнуть в город пешком. Похоже, мы какого-то их военачальника завалили, иначе с чего бы им так жаждать мести? Хотя кто его знает. Возможно, я настолько достал представителей внеземной цивилизации, что они решили любой ценой зачистить вредного хомо, который доставил им столько неприятностей.

– Камеры скрытые у меня там, снаружи, – пояснил лесник. – Выведены на телевизор, с одной на другую можно переключать вот этим тумблером, которым раньше программы с одной на другую перещелкивали.

– Ну ты прям Кулибин, – сказал я задумчиво, прикидывая в уме, как нам теперь сваливать из схрона, в котором мы, считай, сами себя замуровали. То, что «мусорщики» нас найдут, – это сто процентов, вопрос лишь времени. Поэтому отсидеться не получится.

Словно прочитав мои мысли, лесник прошептал:

– Прорываться надо.

– А есть куда? – поинтересовался я.

– Есть, – кивнул пожилой сталкер. –