– Но скромность наша не позволяет этого сделать, – закончил Папа Цаплер. Они явно напрашивались на комплимент.

– Профессор, – обратился я к Цаплеру. – Все, что вы тут нам показали – это, так сказать, крупный калибр… А ваш горох? Я не забыл нашей первой встречи…

Цаплер ухмыльнулся. Покопавшись в жилетном кармане, он двумя пальцами вытянул оттуда горошину и, словно бриллиант, продемонстрировал ее нам:

– Хороша штучка, правда?

В голосе его звучало то одобрение, с которым пожилой вообще-то профессор мог бы оценить фигурку хорошенькой студентки, но никак не смертоносное оружие.

– Ну, – сказал я.

– Горох – это наша несомненная удача! Так сказать, бриллиант нашей коллекции!

Зеленая крошка каталась между профессорских пальцев, норовя выскользнуть. Мне пришла в голову забавная мысль.

– Кстати… Вы патриоты?

– С чего вы взяли? – удивились профессора. – Скорее уж космополиты… Наука не признает ни границ, ни наций, а мы с ней заодно!

– Странно… Уж больно у вас патриотичный набор овощей. Все дары родной природы.

– Ну что вы… Мы работаем широко. Недавно вот случился взрыв в «Эксельсиоре» Не слышали?

Я ухмыльнулся:

– Как же, как же… Слышали.

– Официально считается, что там что-то с газом оказалось не в порядке, а на самом деле там детонировал один из наших ананасов!

Он посмотрел на меня так, словно ждал похвалы. Не дождался. Не стал я ему рассказывать, как они нас выручили своим ананасом. Профессор и не подумал настаивать, запустив беседу дальше:

– Вы знаете, что доставляет нам наибольшие хлопоты?

– Судя по всему, транспортировка… э-э-э-э… плодов?

– Именно! – Самомото одобрительно ткнул меня пальцем в грудь. – Вся наша продукция взрывается традиционно – от удара. Тут глаз да глаз за всем нужен. Исключение только одно – свекла. Она взрывается от повышения температуры, но мы почти не курим, так что с этим проще… Так вот горох у нас получился почти идеальным оружием – в пассивированной оболочке. Тыквы, кстати, тоже, но там, сами понимаете, калибр другой.

Зорбич вопросительно наклонил голову.

– Посмотрите, – не стал ничего объяснять профессор. Он положил горошину на пол и, искоса поглядывая на гостей, ударил по ней каблуком. Горошина отчетливо хрустнула. – Вот и все. Но вся штука состоит в том, что стоит несколько секунд подержать ее во рту, как слюна разрушит внешнюю оболочку и…

– Бум, – сказал Гекча.

– Именно! И довольно большой «бум»!

– А если подержать ее несколько минут? – поинтересовался Гекча.

– Я сам не пробовал и вам не посоветую, – суховато отозвался Цаплер. Не оценил юмора.

Самомото присоединился к нему.

– Вообще-то можно предположить, что случится, – сказал он. – Получать пощечины и зуботычины станет смертельно опасно. И чихать, видимо, тоже…

Предводительствуемые профессорами, мы прошли на полигон, где хозяева показали нам свою продукцию в действии. Сняв пиджаки и засучив рукава рубашек, они начали швырять овощи. Весело, словно расшалившиеся дети, ученые выкрикивали:

– А вот картошка!

Картошка улетала, и через секунду земля вздрагивала от грохота.

– А вот яблочко! А каков огурчик?

Там, где фрукты и овощи соприкасались с землей, возникала вспышка и раздавался треск, как от электрического разряда…

Умаявшись, профессора остановились.

– Вам не предлагаем, так как все же есть в нашем деле своя специфика, а у вас нет нужной сноровки.

Папа Цаплер вытащил из-под лацкана пиджака недлинную, с ладонь, прямую трубку.

– После того, что мы вам сейчас показали, горох, безусловно, не столь эффективен, тем не менее…

Он закатил за щеку пять горошин и, несколько секунд покатав их во рту, очередью выпустил в сторону бетонного куба, стоявшего в десятке шагов от нас.

Горошины угодили в верхний угол и срезали его напрочь!

– Вы позволите? – не удержался я.

– Да ради бога…

Цаплер достал еще одну трубку и горсть гороха.

– Хотя… – Он убрал трубку за спину. – Вы давно посещали стоматолога?

Я улыбнулся, угадав направление профессорских мыслей.

– Успокойтесь, профессор, у меня ни одного дупла. Зубы – как у новорожденного!

– Ну смотрите… Хотя на всякий случай давайте-ка по одной штуке…

Одну за другой я выплюнул три горошины. Последняя стукнулась в стену, с которой посыпался щебень.

– А ведь посмотришь – все детская игрушка.

Уважения к овощам у меня после этого только прибавилось. После столь впечатляющей демонстрации мы прошли в библиотеку – курить сигары и пить коньяк. Разговор завязался о сложностях, с которыми ученым приходилось сталкиваться в работе. Профессора очень увлекательно рассказывали о том, что и как они преодолевали. Наслушавшись, Зорбич не без зависти сказал:

– Да… Занятие у вас сродни нашему. Опасно, и нос утереть некому…

– Насчет опасности и всего прочего – да, – согласился Самомото, – а вот насчет нос утереть… Находились, знаете ли, такие, что пробовали.

– И как?

– Да как вам сказать… Отчасти даже, пожалуй, можно сказать, что и утерли…

– Быть такого не может! – искренне удивился я.

– Может…

Профессора переглянулись. Цаплер махнул рукой, пробормотав:

– Мы подписок не давали.

– Работал у нас лаборант, – продолжил Самомото. – Молодой парнишка. Вот вроде него. – Профессор кивнул на Гекчу. – Хороший парень, только разгильдяй. Мы с коллегой Цаплером в то время над выведением взрывчатого репейника работали, а мальчишка наш тогда же захотел нас переплюнуть и сделать зоовзрывчатку. Мол, эти старики что-то осторожничают, занимаются какими-то глупостями, вместо того чтобы заниматься настоящим делом. В общем, нос нам утереть захотел, так сказать. Конечно, зоовзрывчатка – вещь сама по себе хорошая, только уж больно беспокойная. Наша-то морковь или тот же репейник больше на месте стоят, а вот выведи взрывоопасного комара, да выпусти его…

– Неужели сделал? – изумился из своего угла Зорбич.

– Ну, слава богу, на комара у него ума не хватило.

– А на что хватило?

– На яйца.

Пуго заржал.

– Не знаю, что вы подумали, молодой человек, – сурово осадил его профессор, – но речь идет о простых куриных яйцах. Наделал он их штук сто пятьдесят и отправил посылкой к себе домой…

– Странный выбор… Но далее понятно… Свой дом подорвал?

– Если бы свой! – вздохнул Самомото. – И ничуть не странный для него. Вы, наверное, понимаете, что мы ради науки ничего не пожалеем – ни своей, ни чужой жизни, но мальчик этот нас, старых дураков, что его, имбецила, на работу взяли, переплюнул. Родился этот дурень, надо сказать, в городе Швах. Есть такой городишко милях в двадцати от Сан-Тефаля. Раз в году жители города проводят у себя чемпионат страны по приготовлению яичницы.

– Чего? – переспросил я, подумав, что ослышался.

– Именно. Яичницы. И вот каким-то божьим упущением этот ящик попадает на соревнования…

– Понятно, – сказал Пуго. – Были жертвы.

– Жертвы и разрушения, – солидно кивнул Самомото. – Крытый стадион имени прошлого Президента разнесло на части. Слава богу, никто из непричастных не погиб, но оказалось около трехсот раненых.

– Да-а-а. Такие соревнования лучше смотреть по телевизору, – заметил Гекча.

– Дороговато обошлось обществу удовлетворение некоторыми учеными своего научного любопытства.

Мои товарищи невесело рассмеялись.

– Научное любопытство? – возмущенно переспросил Цаплер. – Нет там ни грамма научного любопытства, а есть авантюризм и разгильдяйство! Вот мы с профессором живем в ожидании несчастного случая. Ежеминутно мы помним об этом