Ничего хотя бы отдаленно напоминающее человека в ней не осталось, Перерождение и чужие тела создали из заблудившегося кошмар наяву, куда более приемлемый для той стороны, но не для этого мира.

Такого не было ни в одной из книг, по которым она училась, это было нечто новое, а может, настолько забытое старое, что о нем не осталось никаких свидетельств со времен Катаклизма.

Поняв, что замечен, он гигантским тараканом рухнул вниз, соскальзывая со стен, и его передние конечности, состоящие сплошь из острых костей, размолотили Безногого точными ударами.

Мертвый оставался «жив», но теперь совершенно бесполезен, и Шерон разорвала с ним контакт, искренне радуясь, что пиявка, сосущая из нее силы, жизнь, магию и вызывающая голод, наконец-то отвалилась.

Белый свет с ее руки устремился в «палочника», однако тот, несмотря на свои размеры, проворно уклонился, «пробежав» часть пространства по стене, цепляясь за нее шипастыми ногами, и атаковал Шерон четырьмя быстрыми выпадами острых лап, словно это были копья. Настолько стремительными, что она не смогла отследить движения.

Ее спасли игральные кости, создавшие между хозяйкой и врагом щит из белых искр, принявших на себя всю силу удара. Тот прогнулся, выдержал, отбрасывая указывающую в коридор.

Она не устояла на ногах, хотя ударилась не больно и тут же вскочила, понимая, что это существо куда более сильное, чем дробитель. Шерон не стала драться, нападать, показывать все, на что способна. Заставила свечение на запястье «тлеть», зачерпнув самую толику силы и кинув в Перерождение, просовывавшее проворные лапы в дверной проем.

«Обожгла», но скорее обидно, давая ему понять, что он опасался зря и прятался тоже зря. Что охотница совсем не опасна, слишком слаба и с ней можно легко разделаться. Колоссальный удар шипастой руки насквозь пробил стену, чуть не задев Шерон, и она бросилась бежать.

Он едва не прикончил ее, выбравшись через стрельчатые окна, забравшись на крышу по дальней стене и спрыгнув с высоты пятого этажа, желая раздавить своим весом.

Стилос ушел в землю, делая мощенную плиткой площадь вязкой для существ той стороны, превращаясь в белое болото, покрытое хлопьями плесени. Перерождение, быстро перебирая лапами, постаралось выскочить с ненадежной поверхности, но лишь еще сильнее увязло. И тут же, подавшись вперед, выбросило суставчатые руки, пытаясь зацепить девушку, но не дотянулось буквально ярд.

Шерон с удовольствием швырнула свет, все такой же слабый, ему в морду, чем, кажется, порядком разозлила, во всяком случае, «таракан» начал биться активнее, а затем догадался воткнуть острые лапы в землю за пределы «лужи» и теперь вытягивал себя на твердую поверхность, не отрывая взгляда от ненавистной указывающей.

Кости прыгнули ей в ладони прямо на бегу, Шерон ворвалась в маленький двор, наполненный металлической мелодией, сложила руки домиком, дуя на кубики, поднесенные к губам. Времени оставалось слишком мало, так что она отступила еще дальше, к самой решетке.

«Палочник» появился в узком проеме, с трудом протиснулся, высекая панцирем каменную крошку и отчаянно работая суставчатыми ногами, чтобы протолкнуть свое тело.

Шерон дождалась, когда он почти пролезет — так чтобы уж точно не смог отступить, и ударила в него всей мощью своего света. Перерождение с тлеющей мордой вывалилось во двор и сверху, на стенах, раздались крики, а после в него полетели стрелы.

— Идиоты! — выругалась Шерон, шарахаясь в сторону, так как испуганные лучники лупили вниз, кажется не целясь, и едва не убили ее. На что им было совершенно плевать.

Прежде чем она пробудила силу гвоздей, заблудившийся разгадал ее уловку и сиганул на стену, а затем ловко и быстро начал взбираться вверх, несмотря на усиливающийся обстрел. Указывающая перестала быть ему интересна и стала слишком опасна, чтобы тратить на нее время.

Вот он уже оказался возле бойниц, взмах лапами — и первый человек с воплем упал вниз, во двор, ломая кости и плеская кровью на камни. За ним последовало еще одно тело, разрубленное пополам, вдавливая гвозди.

Мелодия металла взвизгнула, словно ножовка, и оборвалась на высокой ноте, насыщая крыло Скарабея криками ужаса. Долгая работа Шерон, тщательно подготовленная ловушка, оказалась разрушена, и времени, чтобы восстановить ее, не оставалось.

Она ударила светом, метя в суставчатые ноги, и Перерождение, не удержавшись на вертикальной поверхности, рухнуло, увлекая следом за собой еще одного солдата.

Шерон не мешкала, она слишком хотела жить, поэтому подняла всех погибших щелчком пальцев, и это оказалось куда легче и проще, чем справиться с одним Безногим. Сейчас ей было не до того, чтобы думать о последствиях своего поступка, двор слишком мал, она не могла увернуться от молниеносных атак противника.

Все трое мертвых клещами вцепились в ее врага, отвлекая на себя, и Шерон, сжимая в кулаках кости, ударила своей силой — раз за разом поливая «палочника» светом, но тот лишь крутился, точно обезумевшая лошадь, врезаясь в стены, а указывающая не могла к нему подойти, потому что сверху точно дождь продолжали сыпаться стрелы, теперь подожженные, не причинявшие твари никакого вреда, но способные убить девушку, стоило ей лишь отойти от решетки.

Добраться до него вплотную, воспользоваться стилосом, не представлялось возможным, а свет лишь наносил раны и приводил ее противника в неистовство. Но она все равно продолжала атаковать его раз за разом, чувствуя, что в носу снова лопнул сосуд, кровь заливает подбородок и шею, силы истощаются и мир плывет перед глазами, шатается…

Ее окликнули, и Шерон, которой почудился голос Мильвио, вздрогнула, потянулась к нему, уже практически ничего не видя. Пальцы коснулись чего-то знакомого. Бодрящего холодного горного потока, живущего в Небесном дворце. Он предлагал помощь, силу, поддержку, хотел быть вместе, дружить, если надо — служить, прося лишь не оставлять его, и она понимая, что это ее последний шанс, ведь Перерождение уже нависло над указывающей, собираясь нанести последний удар.

И тогда Шерон пропустила эту силу через себя.

Мгновенно захлебнувшись в ней, утонув, улетев к краю пропасти, рухнув с нее хрустальным водопадом и воспрянув мощью, которой у нее никогда не было.

Она закричала, и крик, неслышимый другим, оборвался вместе с ее личностью, с ее прошлым.

Когти «палочника» застыли в