Она сняла с шеи платок, сложила вдвое, приложила к царапинам, вновь надела порванную рубаху.

— Ну же, — тихо сказала Шерон, глядя на свое левое запястье. — Давай. Не время для слабости!

Но свет не вернулся.

Она покосилась на рыбью косточку — от нее осталась лишь половина. Есть еще одна, а когда кончатся все, будет очень плохо.

Шерон понимала, что, по сути, она обречена. Мертва. Скоро заблудившиеся обнаружат укрытие, и без способностей, без стилоса, без всего того, что делает ее указывающей, она не сможет им противостоять.

Было страшно от этой беспомощности, а еще в ней просыпалась злость. На то, что ей не сказали правду. Шерон не желала умирать, она была нужна слишком многим. Найли, Мильвио, Лавиани, Нимаду. И ее работа все еще оставалась не сделана, а поэтому решение, которое в другое время вызвало бы у нее сомнение, колебание, оторопь и даже отвращение — далось легко.

К Скованному это все! К шауттам правила! Видят Шестеро, ей не оставили иного выбора. Знай о том, что здесь случилось, сколько погибло, сколько времени прошло, она бы отказалась помогать, убедила их, чтобы отправили просьбу на Летос, и тогда несколько указывающих смогли бы справиться с задачей, которую пыталась решить она одна и… потерпела поражение.

Но теперь Шерон, точно дикая кошка, вцепилась когтями в возможность — и собиралась исполнить задуманное.

Сначала она планировала вернуть потерянный стилос. За месяцы жизни по соседству с кладбищем Шерон научилась воздвигать между собой и мертвыми непроницаемую плотину, за что стоило благодарить Мильвио. Она освоила умение «не видеть» тех, кто лежал в могилах, «забывать» о них и том голоде, что дремал в ее желудке и порой ночами заставлял сжимать зубы так, что, когда девушка просыпалась, у нее болели челюсти.

Несколько раз глубоко вздохнув, словно перед затяжным нырком на глубину, она разрушила собственноручно созданную плотину и потянулась невидимыми пальцами, обшаривая ярд за ярдом в поисках помощника.

Покойники в крыле Скарабея присутствовали. Она чувствовала по меньшей мере четырех, хотя, по словам Ярела (которым не стоило доверять), их должно было быть как минимум двенадцать. Шерон знала, почему ощущает меньше — Перерождение захватило мертвую плоть, используя ее. Остались лишь те, кто был не пригоден, не найден или же… тому, кто изменился, больше не требовались чужие останки.

Ее «пальцы» наконец-то нащупали первого мертвого. Совсем близко, всего лишь на этаж выше того места, где она пряталась. Он был «острым» точно пустынная колючка, с тысячью «шипов», торчащих в разные стороны. Пришлось взять его «ладонями», а затем сжать что есть силы и, не удержавшись, громко (слишком громко для этого места!) вскрикнуть, когда «шипы» пронзили ее сознание.

На голову натянули плотный мешок, Шерон обволокла вязкая темнота, в которой алой ниткой в такт биению сердца пульсировала боль, пробуждая нечеловеческий голод. А затем появилось второе зрение. Одна часть ее «я» сидела в комнате и смотрела на тлеющую рыбью косточку, когда другая взирала на мир чужими глазами.

Она распахнула чужой рот в беззвучном крике все еще не стихающей боли, попыталась встать, но получалось плохо. Указывающая больше года не касалась этой стороны своей силы и так же легко, как в Шой-ри-Тэйране, управлять у нее не вышло. А еще ученица Йозефа никак не могла понять, почему все пространство вокруг перетянуто толстыми стальными прутами.

Наконец девушка догадалась, что находится в гигантской куполообразной клетке. Пришлось сопоставить размеры комнаты, окон и мебели, чтобы осознать, что она такое.

Птица. Певчая птица, умершая от голода во дворце.

Подобное тельце, да еще и запертое, совершенно бесполезно, так что Шерон вырвала из себя эту чужую не-жизнь, потянулась дальше. За соседний корпус, в сад, где ее ждал кто-то еще.

На этот раз темнота длилась куда меньше. Мумифицированные на солнце останки несчастного, чьи ноги были придавлены рухнувшей гранитной стелой.

«Защищай меня», — мысленно сказала ему Шерон, но, к ее удивлению, он не отреагировал так, как прежде делали другие. Зрение то появлялось, то гасло, отчего в желудке пульсировали горячие волны, и девушка, не удержавшись, сплюнула слюну, так ей хотелось есть. Слуга же двигался медленно и сонно.

Она понимала, почему так тяжело сохранять контроль над чужим телом — в отличие от прошлых раз, этот умер уже давно и теперь «пробуждался». Все, что Шерон сейчас делала, казалось ей отвратительным, насмешкой над законами Шестерых, а это тоже нарушало связь между ними, так что она постаралась забыть о том, что правильно, и продолжила подчинять чужое тело, словно наездник одичавшего коня.

Он не мог выбраться из-под стелы, и пришлось отдать ему новый приказ:

— Ешь!

И мертвый, неестественно вывернувшись, начал перегрызать собственные ноги, чтобы обрести свободу.

Контролируя его, Шерон попыталась нащупать еще одного, на крыше. Но с разочарованием отступила уже через несколько минут. Скелет. Девушка могла вселиться в эти кости, но не могла заставить их двигаться. Ее жалкого опыта на подобное не хватало.

Не важно, есть еще один, самый дальний, которого она едва-едва ощущала. Она никак не могла зацепиться за него, тыкаясь из стороны в сторону точно слепая. Наконец нащупала женщину, в тайном ходе, о котором говорила Кария. Несчастная спряталась от заблудившихся, но не смогла выбраться, оказавшись в ловушке.

Еще одна голодная смерть.

Когда Шерон подняла ее, пришлось поломать голову, чтобы найти замаскированный рычаг, открывавший панель выхода. Он обнаружился под самым потолком, практически утопленный в стену. А затем, выбравшись, она оказалась нос к носу с заблудившимся.

Мертвые не интересуют тех, на кого охотилась указывающая. Так что ее служанка спокойно начала выполнять то, что ей приказали — искать дробителя.

Первый мертвый разобрался с ногами и теперь на руках со всей поспешностью полз туда, где Шерон оставила стилос. Косточка почти перестала тлеть, вынуждая использовать последнюю, лежавшую в сумке.

Шерон тяжело было сосредотачиваться из-за тройного разделения зрения. Приходилось одновременно контролировать двоих, да еще и игральные кости, которые теперь указывающая накачивала своей новой силой, так что их грани медленно начали насыщаться белым светом.

Долгих десять минут понадобилось женщине, чтобы обнаружить затаившегося хищника. Дробитель массивной статуей сидел в