Лавиани сидела возле озера и, не обращая внимания на мух, ожидала результата.
— Ну же, рыба полосатая! Я уже вся извелась от любопытства. Показывай!
— Подожди секунду, — ответила ей Шерон, щурясь от бликов на воде и чувствуя, как расходится приятное тепло по ее сжатым в кулак пальцам.
— Я уже два дня жду! Сперва ты вырезала кусочки, затем варила этот проклятый клей, от вони которого должны были разбежаться все шаутты, потом читала, рисовала на полу, светила белым с руки, точила, рисовала, и что в итоге? Они работают? Покажи!
Указывающая неохотно разжала пальцы, и два темно-коричневых кубика упали с ее ладони на землю.
— Они крупнее, чем прежние. — Лавиани разглядывала новые игральные кости. — А что умеют?
— Что и прежние, — ответила Шерон, попросив кости прокатиться вперед, а затем сделать круг перед седовласой спутницей и остановиться возле нее. — И даже… больше. Как только я изучу книгу Дакрас получше. Но уже сейчас знаю, что они сильнее и… умнее.
— Умнее? — нахмурилась сойка. — В смысле, они разумны?
— Не… знаю. Они если и обладают разумом, то разумом… собаки. Просто, как оказалось, человеческая основа и основа животного — вызывают разные эффекты. То был рог нарвала, а здесь останки такого же существа, как я и ты. Связь с той стороной четче, а значит, и эффективность моих способностей выше.
— Была бы в Нимаде, стала бы самой лучшей из указывающих. А может, и на всем Летосе, — усмехнулась Лавиани, рассматривая кубики у себя под ногами.
— Кости передаются от указывающего к указывающему. Уже давно забыто, как их делали. И, боюсь, если бы мой учитель узнал, что я творю, он был бы мной крайне недоволен.
— Твой учитель за тысячи лиг отсюда, в холодном, заваленном снегом городе, где самая большая опасность, кроме потери овцы, это умерший ночью. Мы же с тобой в мире, в котором под каждым кустом шаутт, великий волшебник или разбойник. Мы должны уметь защищать себя от вещей куда худших, чем пропажа домашней курицы и оживший покойник. Не жалей о содеянном. К тому же, когда ты наконец вернешься, сможешь научить остальных.
Шерон подумала, что, возможно, они не захотят учиться такому и будут совершенно правы. Их истинный дар спит, его никто не пробуждал на Талорисе… что к лучшему. Шепот мертвых из даирата доносился до нее даже сейчас.
Это был «шепот» не в обычном понимании слова. Мертвые мертвы и не могут думать и общаться. От них остаются лишь следы, связи из прошлого, протянутые на ту сторону, которые некромант способен слышать. И голос той стороны, мира, в котором когда-то асторэ переродились в демонов, раздражающим фоном звучал у нее в голове.
Он то затихал, то усиливался, и в который раз девушка подумала, что, если бы не Мильвио, буквально настоявший, чтобы она долгие месяцы жила рядом с самым огромным кладбищем в мире — сейчас бы она, не привыкшая ни к чему подобному, корчилась от боли.
Указывающая даже не представляла, насколько тяжело было некромантам прошлого, способным управлять тысячами мертвых, ведущим их на битву и знающим, что каждый из них шепчет, ненавидит и готов вцепиться зубами в своего хозяина, стоит лишь на мгновение утратить над ними контроль. В прошлом тзамас были способны противостоять великим волшебникам.
Великим волшебникам!
Означает ли это, что некроманты были так же сильны, как ученики Шестерых? Означает ли это, что Дакрас права и один из Шестерых обладал тем же даром, что обладает Шерон, и учил своих последователей запретному искусству, связанному с той стороной?
Битва у Мокрого Камня — та, в которой погибла легендарная Нэко — произошедшая за несколько лет до начала Войны Гнева, когда последние хозяева мертвых были побеждены… эта битва говорила о том, что Тион со сподвижниками с трудом одолели своих противников. Тех самых, кто были заключены в тюрьму на Талорисе и освобождены Тионом за считаные часы до начала Катаклизма.
Шерон хотела знать ту историю. В дневниках Дакрас, живший за много лет до этих событий, ничего не было. Но когда у девушки была такая возможность, она не решилась расспросить Мильвио. Видела, что он не горит желанием общаться на эту тему.
Она скучала по нему и…
— Эй! — Голос Лавиани вернул ее в действительность. — Рыба полосатая, я начинаю волноваться за твою голову.
— Просто задумалась.
— Я могу их взять? Они не оторвут мне руку?
Шерон улыбнулась, и Лавиани подняла игральные кубики с земли.
— Хм… ты склеивала фрагменты черепа, но я не вижу стыков, словно они вырезаны из единого куска.
— Я не смогу тебе объяснить, как это происходит. Не знаю. Сама действовала по схемам тзамас, и вот результат.
Одна из косточек внезапно подпрыгнула и легонько стукнула Лавиани в нос. Та от неожиданности ругнулась, уронив кубик на землю, и указывающая негромко рассмеялась.
— Очень смешно, рыба полосатая!
— Это не я.
— А кто? Скованный в них, что ли, вселился?!
— Они сами. Пока маленькие, точно дети, и познают мир.
— Они его точно не познают, саданув меня в нос! — Лавиани глянула на помощников указывающей, сказав беззлобно: — Брысь!
Костяные кубики не послушались, лишь легонько тукнулись друг об друга, как показалось сойке, с насмешкой.
— Идите ко мне, — позвала Шерон, и они тут же отправились к хозяйке.
Она убрала их в сумку и вдруг повернулась в сторону стоянки каравана.
— Кто-то умирает! Прямо сейчас!
Лавиани прислушалась, но не было ни криков, ни звона оружия.
— Ну, что поделать. Всегда найдется тот, за кем приходит смерть, — философски заметила сойка, для которой подобное было отнюдь не в новинку.
Но Шерон, потянувшись к
