Он снова бросает на меня быстрый взгляд.

– Эмма.

– Я возьму Чесапикский Бенедикт, – говорю я, только чтобы еще больше его

разозлить. Это самое дорогое блюда в меню: яичница Бенедикт с крабовым панцирем

сверху.

Мой отец даже не поморщился.

– Будет сделано, – говорит официантка, карябая в блокноте.

Вина бьет меня в лицо, когда я вспоминаю комментарий мамы о том, что им

придется выставить дом на торги из-за нехватки денег.

– Вообще– То, – говорю я. – Я лучше возьму блинчики.

Она зачеркивает то, что записала до этого.

– Без проблем.

Затем берет наши меню и исчезает.

Папа продолжает печатать.

Я делаю осторожный глоток кофе.

– Кому пишешь? – спрашиваю я.

– Ох, ну ты знаешь, как обычно. Последние доработки перед выпуском.

– Должно быть, им действительно не хватает тебя этим утром.

Он фыркает.

– Ты даже не представляешь.

ОН ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЕТ ИРОНИИ.

Еще один глоток кофе. Может быть, мне стоит выражаться более ясно.

– Жаль, что тебе приходится терять время со мной.

– Я не теряю время, – говорит он, продолжая клацать по экрану. – Я могу делать и

то и другое.

Мое выражение лица превращается в безразличный смайлик.

Как угодно. Я достаю свой собственный телефон. Сообщение Nightmare все еще

висит в самом верху. Я закрываю его, прежде чем снова начну задыхаться.

Кроме того, что самое худшее, что он может сделать? Появится в школе? Не то, чтобы он смог найти меня по одному снимку моей спины. У него уйдет куча времени, если

единственным опознавательным признаком будет девушка с темной косой. Он уже

прислал мне снимок моего аватара – и это я уже проходила и раньше.

Я делаю глубокий вздох. Все будет хорошо.

Я хочу написать Кейт, но этот путь теперь дня меня отрезан.

Я так же оборвала и все связи с Ревом.

Я застряла на этом необитаемом острове совершенно одна.

Может быть, я могла бы написать Реву записку. Он сказал, что его лучший друг

переписывался со своей девушкой, прежде чем они познакомились лично.

Я открываю поисковик на телефоне и ищу подходящую цитату из Библии о разводе.

«Любой, кто разводится со своей женой и женится на другой женщине

совершает измену».

Нет, не эту.

«Женщина привязана к своему мужу всю его жизнь. Но если он умирает...»

Ладно, определенно не эту.

«Тем не менее, каждый из вас должен так же любить свою жену, как он любит

себя, а его жена должна почитать своего мужа».

Следуя этой цитате, мой отец женат на своем телефоне.

Большинство цитат о сексе... и ни одна из них не звучит обнадеживающе. Я мощу

нос.

– Над чем ты хмуришься? – спрашивает папа.

– Читаю Библию.

– Ты – что?

– Ты слышал. – Я машу рукой, не пытаясь скрыть раздражения. – Возвращайся к

своим делам.

– Эмма... – Он говорит так, будто не знает, как дальше действовать.

Я не могу ему помочь. Я сама не знаю, как действовать дальше. Зарыться носом в

технику срабатывало раньше. По крайней мере компьютеры меня слушаются. Я не

поднимаю взгляд.

Не понимаю, как Рев вообще может находить что-то ободряющее во всем этом.

Честное слово, я устала читать все семнадцать способов запрета развода до тех пор, пока

кто-нибудь из супругов не умрет.

Я меняю запрос поиска на «Цитаты из Библии о прощении».

Теперь все они о прошении Господа о прощении. Тоже не то, что я искала.

Самое печальное то, что я, вероятно, могла бы подойти к Реву и спросить: «Ты

знаешь какую-нибудь хорошую цитату из Библии, чтобы попросить у кого-нибудь

прощения? Мне она нужна».

Вообще– То, если подумать, это было бы довольно хорошим предлогом для

извинения.

Нет, он подумает, что я его дразню.

Мне нужно продолжать искать.

Официантка возвращается и ставит на стол тарелку с блинчиками. Рядом чашку

восхитительного топленого масла. Я выливаю ее всю, и добавляю целый галлон сиропа.

– Хочешь поговорить, – говорит отец. – Или так и будешь сидеть, уставившись в

телефон?

Я швыряю телефон на стол.

– Ты шутишь? Скажи, что ты шутишь.

Мы привлекаем внимание всех окружающих.

– Эмэндэмс, – произносит отец низким голосом. – Я не понимаю, почему ты так...

– Не понимаешь чего? – рявкаю я. – Не понимаешь, почему я подавлена? А как

насчет того, что мне пришлось встать в пять утра, чтобы поехать на завтрак с тобой, но...

– Прости, что для тебя это такая пытка. – Его глаза вспыхивают.

-... но сам не отрываешься от телефона, чтобы поговорить со мной. Так что когда я

начинаю смотреть в свой мобильник, потому что мне скучно, а ты даже ничего не ешь...

– У меня работа, Эмма.

-...ты делаешь мне замечание, что я тебя игнорирую, хотя сам только этим и занят с

тех пор, как забрал меня.

– Во– первых, – говорит он, подчеркивая свои слова тем, что ударяет пальцем по

столу, – я использую телефон не для развлечений. Сейчас у меня и так все складывается

непросто, не беря в счет все остальное. А во – вторых...

Я фыркаю.

– Что ж, может быть тогда тебе не стоило просить развода.

-...я попросил тебя позавтракать со мной, потому что скучаю по тебе, и сейчас не

заслуживаю такого поведения с твоей стороны.

– Ты прав, – говорю я сладко, голос так и сочится сарказмом. – Ты вовсе этого не

заслуживаешь. Может быть, мне стоит заказать себе бокал вина, а ты можешь закатывать

глаза над бутылкой пива, и тогда мы можем вести взрослый разговор.

– Что? – рявкает он. – Чего ты от меня хочешь, Эмма?

Внимания.

Я почти что произношу это слово. Его тяжесть весит у меня на языке, как что-то, что мне нужно выплюнуть, или я не смогу дышать.

Мама уделяет мне все свое внимание, и я этого не хочу.

Он не уделяет мне ни секунды, и я вымаливаю его.

Как они оба могут быть настолько слепыми?

– Ничего, – шепчу я. Чувство вины еще сильнее колет меня. Я откашливаюсь. –

Думаю, тебе лучше отвезти меня домой.

Он вздыхает.

– Эмма.

– Я не хочу быть здесь. Мне нужно домой.

– Ешь свои блинчики. Мы можем поговорить о школе, или о любой игре, в

которую ты играешь...

– Домой. – Я отодвигаю тарелку. – Я хочу домой.

– Ты ведешь себя глупо, – взрывается он. – Не знаю, что тебе говорит мать, но я не

собираюсь терпеть это твое поведение каждый раз, как вижу тебя.

Мое горло снова сжимается.

– Она ничего мне не говорит. – Я выскальзываю из кабинки. – Тебе не о чем

волноваться.

Его телефон звонит, и он смотрит на экран.

– Стой. Эмма, стой. Я хочу поговорить с тобой об этом. – Он даже не дожидается

ответа. Он отвечает на звонок. – Да, Даг, дай мне тридцать секунд, ладно?

Тридцать секунд. Он думает, что мы уладим спор за