– Сперва продышись, – посоветовала она.

Я стала глубоко дышать, изо всех сил стараясь не упасть. Украдкой взглянув на Себастьяно, я поняла, что Хосе пытался остановить кровотечение, наложив компресс, который, однако, уже настолько пропитался кровью, что стал ярко-красным. Мне снова стало плохо, пришлось ухватиться за руку королевы.

– Бедная девочка, – сказала она. – Как тебя зовут?

Понятно, мы ведь как бы не знакомы.

– Анна, – еле слышно ответила я. И с облегчением выдохнула. Компресс был красным не от крови Себастьяно, а сам по себе – им послужила шапка кардинала.

Хосе взглянул на меня, чтобы успокоить.

– Не волнуйся, с ним все будет хорошо.

Королева улыбнулась.

– Прекрасно!

Ее рука слегка пожала мое плечо. Губы беззвучно сложились в слово, которое увидела только я. Спасибо. Остальное я прочла в ее глазах. В ее безупречном декольте искрилось и сверкало бриллиантовое колье. Не заметить его было невозможно, и король тоже увидел. Он пристально смотрел то на вырез платья жены, то на кардинала, и ему поразительным образом удавалось одновременно демонстрировать и облегчение, и раздражение. Он откровенно радовался тому, что обвинения Ришелье оказались безосновательными. Но вместе с тем он явно злился – на кардинала. Всем своим видом он словно бы сообщал самому высокопоставленному государственному деятелю: и не думай больше подходить ко мне с чем-то подобным, дружок!

Я снова опустилась на колени рядом с Себастьяно и взяла его за руку.

Король подозвал стражу.

– Принесите носилки для этого храброго юноши. Клянусь, никогда еще не видел столь бесстрашного поступка. – Он с интересом разглядывал Себастьяно и даже присел рядом с ним, чтобы убедиться, что рана обработана должным образом.

Кардинал, упавший во время этой переделки на пол, сидел, всеми оставленный, на пятой точке и выглядел весьма удрученным. Шапку его только что использовали не по назначению, воротник перекосился, еще недавно старательно закрученные усы свисали бахромой. Он оглянулся по сторонам, но никто и не думал спешить ему на помощь. Все присутствующие с восхищением и сочувствием окружили его храброго спасителя, принявшего пулю злоумышленника на себя.

– Вы должны щедро вознаградить этого юного гвардейца, – благодушно сказал король кардиналу. Тот, волей-неволей вынужденный подняться самостоятельно, отряхнул одежду. На красной ткани красовались полосы грязи, и с одной стороны одеяние во всю длину разорвалось по шву.

Насупившись, Ришелье бросил взгляд на своего мушкетера.

– Это и правда необычайно мужественный и самоотверженный поступок. Примите мое искреннее восхищение, Фоскер. Я обязан вам жизнью. Уже дважды.

Казалось, самоотверженность Себастьяно начинала интересовать его все больше. Щеки у него порозовели, глаза блестели, он постепенно распрямлялся. Я догадывалась, какие мысли проносились у него в голове. Не в короля стрелял злоумышленник, а в него, первого министра. Самого значительного и влиятельного человека во Франции. Вот лучшее доказательство его исключительности! Его захлестнула волна эйфории, которая, несомненно, омрачалась видом бриллиантов на груди королевы. Он бросил быстрый взгляд в ее сторону, и в лице его промелькнула злоба, а когда он снова посмотрел на Себастьяно, к восхищению прибавилось раздражение. Но он прекрасно понимал, что никакого компромата на Себастьяно у него нет, тем более что по воле случая тот стал новым национальным героем. Любая попытка расквитаться с ним за внезапное возвращение колье изобличила бы Ришелье как зачинщика коварной интриги. Руки у него были связаны, и он это понимал.

Жак и Жюль, придя с носилками, рассыпались в похвалах героизму Себастьяно. Когда они его укладывали, я заметила, как в другом конце зала два мушкетера уводили Мари. Причина ареста была очевидна. Ее мнимый дед намеревался убить кардинала, значит, пока что ее считали соучастницей заговора. Но я точно знала, что она ни при чем. Анри манипулировал ею. Так же, как он манипулировал Себастьяно, с той лишь разницей, что с Мари он проделал это еще до перехода в прошлое. Старейшины были наделены своеобразными, мощными дарованиями. Одним-единственным касанием они могли отнять или вернуть воспоминания. Или создать полностью вымышленные. Мари была жертвой, она ни о чем не знала.

Мой взгляд встретился со взглядом королевы, и я поняла, что она думает о том же. Она незаметно кивнула – молчаливое обещание позаботиться о Мари. На моей душе стало легче.

Себастьяно вынесли из зала, в то время как первые гости, которые незадолго до этого, визжа, спасались бегством, потоком тянулись назад и, падкие на сенсацию, осматривали место происшествия. Мы с Хосе шли рядом с носилками, и я держала Себастьяно за руку.

У дверей к нам подошел Филипп. Он смыл с носа кровь и причесал волосы.

– Ну, вам сам черт не брат, – сказал он Себастьяно. – Я все видел. Он говорил с восхищением, но вместе с тем выглядел глубоко подавленным, и я знала почему. Он все еще не мог поверить, что Сесиль сговорилась с Гастоном. Его мир пошатнулся.

– Она не хотела, – сказала я. – То есть бриллианты-то хотела, но не… ну, ты понимаешь. Для нее это было полной неожиданностью.

Он только кивнул.

– Я еще не поблагодарила тебя за платье, Филипп. Оно чудесное, – борясь со слезами, я взяла его руки в свои. – Мне так жаль.

Он опять просто кивнул, не говоря ни слова. Я обняла его и разрыдалась.

– Спасибо, – сказала я. – Спасибо за все!

Мысль о том, что я больше никогда его не увижу, была невыносимой, ведь за эти несколько дней он стал мне хорошим другом. К тому же сердце разрывалось при виде того, как он страдал из-за предательства Сесиль.

Филипп крепко обнял меня в ответ, а затем резко высвободился из объятий и стремительно ушел.

Я проводила его ослепшими от слез глазами, а затем вернулась к Себастьяно. Жак и Жюль отнесли его в обставленную изящной мебелью комнату и положили там на диван.

– Я же здесь все кровью испачкаю, – сказал Себастьяно.

– Так королева велела, – объяснил Жак. – Тебе предоставят все необходимое. Она сейчас пошлет за своим лейб-медиком, который лично позаботится о твоем здоровье.

Теперь я могла отличить Жака от его брата. У него на лбу красовался шрам – Сесиль поцарапала, когда он пытался заковать ее в цепи. Он выразил сожаление, что я выбрала Себастьяно, а не его.

– Любого другого я бы тотчас вызвал на дуэль, но ему, так уж и быть, я тебя уступаю, – великодушно добавил он.

Они с Жюлем удалились, и мы остались в комнате одни.

– Что теперь будет с Сесиль? – спросила я.

– Так просто ей не выкрутиться, – сказал Хосе. – Условного наказания здесь еще не знают.

– Но ведь Бастилия – это же настоящий хоррор! Разве нельзя было бы…

– Она заслужила наказание.

– Хосе, прошу тебя!

Хосе вздохнул.

– Посмотрим, что можно сделать. Но ничего не обещаю.

– А Гастон?

– Ну, я надеюсь, тебе известно, как поступают с убийцами в эту эпоху?

– Но я же жива!