Но Себастьяно только засмеялся и, покачав головой, пошел дальше.

Я взяла его за руку.

– Ты вообще не француз. Тебя зовут Себастьяно Фоскари, ты родом из Венеции.

Все это я тоже произнесла без всяких проблем. Воспоминания постепенно возвращались к нему! Осталось совсем чуть-чуть! Будь у меня побольше времени, мне, вероятно, удалось бы его убедить. Или по крайней мере заставить его выслушать остальные подробности, которые активировали бы его память. Если повезет, Хосе еще появится и вовремя позаботится обо всем остальном.

Но в следующую минуту мы уже вошли в зал, где несколько слуг сразу же оттеснили нас в сторону, расчищая широкий проход. Я потеряла Себастьяно из виду, заблудившись в мельтешении шелковых платьев, кружевных жабо и бархатных камзолов. В этой давке нечем было дышать, меня толкали из стороны в сторону, некоторых запахов я предпочла бы не ощущать. Выпирающие из тугих корсетов напудренные бюсты, до одури надушенные прически, острые локти, маски, маски, маски… на какое-то мгновение я перестала ориентироваться в пространстве, как вдруг вынырнувшая откуда-то рука уверенно вытащила меня из толпы.

– Будет лучше, если ты останешься рядом со мной, чтобы еще каких-нибудь глупостей не натворила, – шепнул мне Себастьяно. Он обнял меня и прижал к себе. На виске чувствовалось его теплое дыхание. Подняв взгляд, я увидела, что он озадаченно рассматривает мое декольте.

– У этого платья слишком глубокий вырез.

Несмотря на всю напряженность ситуации, я не могла не расплыться в улыбке. Точно такую же серьезную мину он состроил на нашем первом балу, потому что тогда на мне было похожее, слишком откровенное платье.

Он осторожно коснулся моей шеи.

– Следы от пальцев остались. Больно?

– Нет, почти прошло.

Он снова наморщил лоб, а я подумала, что, наверное, и эта ситуация расшевелила в нем забытые воспоминания. Тогда, на балу в Венеции, меня тоже пытались задушить, и Себастьяно заметил следы пальцев на шее, когда возмущался по поводу декольте, – в точности как сейчас. Должно быть, он испытывал самое яркое дежавю всех времен.

– Анна, – тихо сказал он, а потом, наклонившись ко мне, быстро поцеловал. – Проклятье, ну почему я тебя так люблю? Можешь ты мне объяснить?

– Могу, если не шутишь: ты как-то сказал, что тебе нравится мое чувство юмора. И мое упрямство. И мои волосы. Ну, и все остальное тоже.

– Анна! – протиснувшись в толпе, к нам присоединились Мари с дедом Анри. Мари явно нервничала. Она раскрыла веер и яростно обмахивалась им, едва не задевая украшенную вышивкой маску. В глазах ее читался неизбежный вопрос о бриллиантах, и, когда я незаметно покачала головой, она стремительно закрыла лицо веером, чтобы скрыть испуг.

Зато дед Анри пребывал в замечательном настроении.

– Какой дивный праздник! Кругом такие прекрасные молодые люди! – Он поправил маску – темно-синий бархат, подходящий к его камзолу, – и, невзирая на хромоту, отвесил мне, шаркнув ногой, изысканный поклон. – Особенно ты, дитя мое! Ты очаровательна! Однако, кажется, я тебе об этом уже говорил, не так ли?

– Да, но все равно большое спасибо за комплимент! – Я заставила себя улыбнуться, скрывая напряжение.

Дед Анри снисходительно похлопал Себастьяно по плечу:

– Какой же вы счастливец, молодой человек, что вам удалось добиться расположения такой девушки. Надеюсь, своим достойным поведением вы сумеете сохранить любовь Анны на всю жизнь! – Он повернул голову. – А, начинается! – взяв Мари за руку, он потянул ее на поиски более удобного места.

Церемониймейстер встал у двери и несколько раз громко ударил в пол празднично украшенным жезлом. Зычным голосом он провозгласил прибытие их величеств, и все разговоры в зале затихли. Смолкла и музыка, оркестранты учтиво отошли к стене. Оркестранты… один из них привлек мое внимание. Не веря своим глазам, я привстала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть его. Среди флейтистов стоял Хосе! В серебряном камзоле и с такого же цвета повязкой на глазу. Подняв обе руки, я отчаянно замахала ему, но он, казалось, меня не заметил. Себастьяно опустил мои руки.

– Прекрати немедленно! – прошептал он. – Сейчас войдет королевская чета!

– А ты прекрати постоянно мной командовать, тиран! – Я бегло взглянула на музыкантов в надежде, что Хосе нас увидел, но несколько гостей загораживали мне обзор.

– Кто этот одноглазый? – прошептал Себастьяно.

– Ты его прекрасно знаешь. Это твой друг Хосе.

– У меня нет друга с таким именем.

– А откуда тогда ты знаешь, что я махала именно ему и никому другому, хотя в том углу стоят человек пятьдесят?

– Понятия не имею откуда. – Казалось, он почти вспомнил. По лицу было видно, как у него мозги трещат.

Тут по залу прокатился шепот. Настала минута большого выхода королевской четы. В зал с помпой, шелестя шелками, вошли король и королева. В ту же секунду я опять почувствовала зуд в затылке, да еще какой. Появилось предчувствие, что самое страшное у нас еще впереди.

Сначала я увидела королеву. На ней было широкое, покачивающееся при ходьбе платье в пол из дорогого голубого атласного шелка, обильно украшенное вышивкой, с длинным, отороченным горностаем шлейфом. Как и остальные гости, она спрятала лицо под маской, но, в отличие от других, у нее закрыты были и губы, и подбородок, и даже шея – от нижнего края маски до самого декольте спадала усыпанная драгоценными камнями непрозрачная вуаль.

Лишь горстка людей в этом зале знала, что вуаль – не что иное, как вынужденная мера в безвыходном положении. Знал и король, с прямой спиной вышагивавший рядом с ней, благосклонно кивая во все стороны. Он был среднего роста, стройный, с длинными темными волосами, которые уже слегка поредели. Изумрудно-зеленый камзол подчеркивал бледность его удлиненного лица. В отличие от королевы он надел узкую маску, скрывавшую только глаза, так что черты лица можно было подробно рассмотреть. В уголках его губ прятался гнев. На жену он не смотрел. Так, словно уже порвал с ней.

Следом за ними появился кардинал, как и при нашей первой встрече, в роскошном красном облачении, без маски. Козлиная бородка на его лице бухгалтера была тщательно подстрижена, кончики усов зачесаны наверх. Кардинальская шапочка, такая же ярко-красная, как и облачение, аккуратно сидела на зачесанных назад волосах. На фоне наглухо застегнутого белого воротника в сиянии множества свечей лицо его казалось блеклым. Оно оставалось совершенно непроницаемым, но даже опущенные веки не могли скрыть выражения темных глаз: в них светилось предвкушение. Пока процессия размеренно продвигалась к торцевой стене огромного зала, где находилось небольшое возвышение, он, сознавая близкий триумф, не отрываясь, смотрел на идущую впереди королеву. Король и королева опустились в тронные кресла на возвышении, предоставив своим знатным верноподданным занять места перед ними. Ришелье сидел в нескольких шагах от королевской четы в