Если все пойдет по плану, они найдут ее драгоценную книгу.
Она покинет Париж, а он избавится от чувства вины.
– Вы больше не работаете вместе?
– Работаем.
Энрике с неохотой, хоть и вечно вставая в позу, стал посыльным между Северином и Лайлой. Может, она и не хотела больше с ним разговаривать. Но у него все еще было то, что ей нужно: доступ к артефактам и разведке Ордена. А у нее все еще было кое-что нужное ему – способность читать предметы. Северин собирал целую коробку предметов, которые ему нужно было прочесть, и отправлял ей эту своеобразную посылку вместе со свежим отчетом о работе по поискам Падшего Дома. Лайла возвращала коробку назад, сопроводив ее запиской о том, что ей удалось увидеть. Она указывала в заметке также всю информацию, полученную во Дворце Сновидений. Этот метод устраивал их обоих.
– Ты попросил ее поехать с нами на Зимний Конклав?
Северин кивнул.
– И что она ответила?
Он вздохнул.
– Она ответила «нет».
Это было еще одной проблемой. Он не понимал, чего она хотела и что могло бы заставить ее поменять свое решение.
– Ах, милые бранятся – только тешатся, – вздохнул Гипнос.
– Лайла мне не «милая».
– Тебе же хуже, mon cher, – Гипнос пожал плечами и взглянул на часы, висевшие над дверью кабинета. – Ты же знаешь, что прямо под нами сейчас в самом разгаре вечеринка по случаю твоего дня рождения?
– М-м-м.
– Ты собираешься на ней появиться?
– Уже слишком поздно, чтобы кто-то обратил внимание на мое отсутствие, – сказал он.
Гипнос закатил глаза, поклонился и выскользнул за дверь. Северин подавил зевок. Он хотел остаться в своем кабинете, но здесь для него не осталось никаких занятий. Вот уж действительно, «счастливый день рождения». В прошлом году Тристану в голову пришла светлая идея испечь живой пирог, наполненный двадцатью четырьмя дроздами. Это была отсылка к шестипенсовой песенке, которую Северин любил в детстве. Зофья сконструировала пирог-клетку с сотворенным механизмом, который должен был открыться, когда Северин задует свечи. Энрике нашел самое первое издание книги детских стишков, в котором напечатали шестипенсовую песенку. Лайла приготовила сам пирог. В итоге, когда Северин задул свечи и клетка открылась, птицы не захотели улетать: они были слишком заняты поеданием пирога. Тогда Тристан решил оставить их в «Эдеме». Энрике был в ярости, потому что птицы запачкали библиотечные книги. Пирог стал абсолютно несъедобен, и на следующий день Лайла оставила на его рабочем столе небольшой кекс с праздничной свечкой.
Северин чуть не рассмеялся, но смех застрял у него в горле. У него больше никогда не будет такого дня рождения.
Перед тем как покинуть кабинет, Северин взял со стола маску в виде уробороса: медная змея формировала знак бесконечности вокруг его глаз, скрывая лицо. Так он мог понаблюдать за праздником из-за перил второго этажа и остаться незамеченным. В «Эдеме» развернулся масштабный бал-маскарад. Акробаты в ухмыляющихся масках устроили целое представление под потолком главного холла. Все пришли посмотреть на это грандиозное событие.
На Зофье была маска с длинным клювом, а ее светлые волосы напоминали перья. Рядом с ней стоял Энрике в ехидной обезьяньей маске и крутил в руках прицепленный к штанам хвост. Гипнос отказался от маски в пользу сотворенного шлейфа, похожего на хвост Феникса: на нем то и дело загорались красные языки пламени.
В дверях выстроилась вереница из двенадцати женщин с павлиньими перьями в волосах. Все они были ослепительно красивы.
Но они не были Лайлой.
За его спиной раздалось громкое объявление:
– Давайте поприветствуем звезд Дворца Сновидений, которые исполнят специальный танец в честь дня рождения месье Монтанье-Алари.
Толпа заликовала. Северин развернулся на каблуках. Его покои находились недалеко, в западном крыле отеля, а вход был скрыт за овальным тескатом. По его оправе извивался уроборос в виде змея. Змей был сотворен таким образом, что ему приходилось без остановки ползать по кругу, преследуя собственный хвост. Он останавливался, только когда его хватали за шею: именно так можно было попасть в комнату.
Покои Северина были обставлены довольно лаконично. Здесь находилась большая кровать с изголовьем из черного дерева и сотворенным балдахином. Если кто-нибудь чужой прикасался к пологу между двумя и четырьмя часами утра – именно этот промежуток времени предпочитали наемные убийцы, – то он тут же путался в тяжелой ткани.
Северин потер шею, бросил змеиную маску на пол, скинул туфли и вытащил рубашку из брюк. Он глубоко вздохнул и подумал, что, должно быть, теряет рассудок. Ему показалось, что он чувствует запах Лайлы. В воздухе пахло сахаром и розовой водой. Воспоминания о ней преследовали его. Он прижал ладони к глазам. Что с ним не так? Северин сделал еще несколько шагов вперед, приготовившись упасть на кровать, но ему пришлось резко остановиться.
Его кровать уже была занята.
– Привет, Majnun.
На краю его кровати сидела Лайла, одетая в платье, напоминающее ночное небо. С каждым ее движением по подолу платья скатывались сияющие звезды. Из-за накатившей дремоты Северин не мог понять, настоящая ли она. Может, она была лишь иллюзией, порожденной его мыслями и желаниями. В этот момент Лайла понимающе улыбнулась уголком губ, и он резко пришел в себя.
Они не разговаривали несколько недель, но идея заговорить с ней сейчас – со всеми взаимными шутками и подколами – показалась ему естественной и легкой, как дыхание. Она больше не выглядела уязвленной и сломанной, как тогда, в его кабинете. Сейчас она выглядела как богиня. Ужасная и прекрасная. Неприкасаемая.
А он стоял перед ней растрепанным, помятым и усталым, хотя и не желал этого показывать.
– И что же заставило знаменитость из Дворца Сновидений вернуться в мою кровать? – спросил он.
Она засмеялась, и, хотя Северин был полностью одет, он почему-то почувствовал себя совершенно голым.
– У меня есть предложение, – улыбнулась она.
Он поднял бровь.
– Это предложение имеет какое-то отношение к моей кровати?
– Окажись я в твоей кровати – ты бы и не знал, что со мной делать, – сказала она, рассматривая свои ногти.
Он совершенно точно знал…
– Мое предложение имеет отношение к Зимнему Конклаву в России.
– Ты поедешь с нами?
– Только на своих условиях.
– Чего ты хочешь?
Лайла наклонилась вперед, и на ее лице заиграли тени.
– Мне нужен особый доступ. Я больше не буду прятаться в тортах и притворяться служанкой.
Ему не нужно было объяснять, что она имеет в виду под этими словами.
– Ты хочешь, чтобы я сделал тебя своей любовницей.
– Да, – подтвердила она. – Гипнос отказался, так что ты – мой последний вариант. До Конклава осталось всего три недели, и я вряд ли смогу найти кого-нибудь еще.
Он пообещал себе не думать о том, что она сначала обратилась к другому мужчине, и тут же проиграл.
Она взяла его за руку, и он