На лицо – не старше семнадцати-восемнадцати лет, но при этом даже в чуть свободном платье видно, как округлилась в нужных местах ее фигурка. Красивое лицо, высокий лоб с черной челкой, зачесанной налево, фиолетовые глаза. Волосы заплетены в мягкую косу (м-м, даже не знаю, как правильно назвать прическу, в общем, пряди едва держатся между собой, коса совсем не тугая и от того короче обычной, но даже и так кончик ее был переброшен через левое плечо и был на уровне локтя). Слегка зеленоватая кожа с небольшим загаром, придающим пикантности и эдакой экзотичности. Ладошки небольшие, с аккуратными тонкими и длинными пальчиками. И при этом от нее шла словно бы волна желания и силы, привлекая внимание и заставляя хотеть эту самку, укротить ее.

Неудивительно, что Колька выбрал ее и загнал кинжал в ножны, сжимаемые сильными бедрами незнакомки. Как только гарда щелкнула по пластинке на ножнах, Пик немедленно увлек нас назад в комнату.

– Самую красавицу забрал себе, – радостно тараторил он, разливая вино по кубкам. – Ах, какой вкус, Коля! Лучше жены больше никогда не встретишь! Выпьем за это!

А вот пира как такого не было совсем. Практически повторился вчерашний ужин, только на почетном месте сидели новобрачные, заняв половину стола, а нам оставалось тесниться на оставшейся части. Первое, что сделали Николай и Ерана, так звали племянницу купца, так это порезали себе… веки. Сделали тем самым кинжалом царапины, измазали лезвие в крови и убрали в ножны. Теперь, как просветила меня Лина, клинок увидит свет, если один из супругов решит разорвать брак. Сам ритуал был эдакой проверкой для супругов. Если бы Колька выбросил кинжал и вставил в ножны свой при сватовстве, то сейчас он как минимум рисковал остаться без глаза, а максимум – бился в агонии с клинком в черепе.

В качестве приданого за невесту наш товарищ получил несколько защитных и боевых амулетов, бытовых, вроде перстня для определения яда в пище и воде. А Колька вручил ему зеркало в оправе из мореного дуба с серебряными инкрустациями, размером примерно с тридцатидюймовый экран, с деревянной резной крышкой, которая защищает стекло в закрытом положении и служит упором в рабочем.

После застолья Пик ни в какую не пожелал нас отпускать, предоставив комнаты в своем доме. В одной уложил меня с Линой, правда, той слуги постелили на полу, видать, по статусу большего было не положено. Молодоженов заселили в соседнюю.

– Если холодно или неудобно, то можешь в кровать ко мне перебраться, – предложил я. Спальное место мне досталось чуть больше стандартной двуспальной кровати, наверное, плотник ваял в расчете на орочью семейную пару, а орки покрупнее людей будут и эльфов, ненамного, но все же, все же. Меняться местами и ложиться на полу мне было нельзя никак. Тогда бы Лина или, не дай бог узнай они про это, хозяева перестали бы меня уважать. Как бы ни смотрели на наши чудачества местные, но некоторые нормы и правила, писаные и нет, нельзя было нарушать без последствий. И заняв место вечной рабыни, отправив ту в свою кровать, я бы получил огромное грязное пятно на свою карму, образно говоря.

– Соскучился по ласке, господин барон? – с легким сарказмом сказала девушка.

– Не хочу, чтобы ты простудилась или скрипела всю ночь половицами над ухом, – ответил я ей. – Я сейчас больше всех ласк на свете хочу просто поспать. Так что?

Вместо ответа эльфийка скользнула ко мне под одеяло, несколько секунд устраивалась на перине поудобнее и затихла. Какое-то время я чувствовал легкое возбуждение и напряжение от близости женщины, но потом усталость и выпитое вино сделали свое дело и я заснул.

Проснулся от громкого крика за стеной.

– А-а-а-а! – тянул кто-то на одной ноте, и было непонятно, кто именно – мужчина или женщина.

Еще не до конца проснувшись, я скатился с кровати, одновременно хватая «девяносто третий» и приводя тот в боевую готовность. Позабыв про Лину, я выскочил в коридор, несколько секунд искал, откуда раздается шум. Потом столкнулся с Пиком и его племянниками, выскочившими в коридор из своих комнат, как и я, в одном нательном белье, но с клинками в руках.

– Это у них кричали, у Ераны и Коли, – указал на дверь Пик. – Что там могло случиться, Виктор?

И с подозрением посмотрел на меня. А его племянники так и вовсе зыркали, что сущие волки, готовые вонзить клыки в жертву. Под этими взглядами я сразу вспомнил слова Лины, которая сообщила несколько «интересных» брачных обрядов разных народностей. Но… какого черта? Если он подозревал об этом и морально согласился с риском, то с чего так уставился своим гляделками на меня? Я, что ли, виноват в том, что дядя племяшку на растерзание неизвестным Иным отдал.

– Не знаю, – буркнул я. – Стучи в дверь, откроют – посмотрим. Не откроют – ломать придется.

И тут за нашими спинами прозвучал сонный голос Лины:

– Да что вы тут трясете своими… железками. Просто девочка почувствовала настоящего мужчину в себе и впервые ощутила, что такое наслаждение от ура.

Племянники не просто покраснели от ее слов, а покрылись пятнами разных цветов и опустили глаза в пол.

Между тем за дверью, возле которой мы столпились, послышались тихие стоны, которые постепенно стали набирать обороты, иногда прерывались или заглушались невнятной торопливой речью, вскриками, шлепками.

Посмотрев друг на друга, мы чуть ли не синхронно развели руками и вернулись в свои комнаты.

Выспаться так и не удалось. В течение ночи меня вырывал из сна знакомый крик еще трижды.

Утром Колька клевал носом за столом, молодая жена в противовес ему выглядела настолько свежей и отдохнувшей, что у меня закралось подозрение, что это она, а не кто-то другой, делила с моим товарищем ложе ночью.

Попрощались с семьей купца после полудня, забрали приданое, молодоженов и вернулись в гостиницу. Так как больше нас ничего не держало в городе, мы решили его покинуть. Опять пришлось трястись в седле, пока не добрались до постоялого двора, где меня дожидался староста с деревенскими мужичками и големами.

– Всё, Эрх, пора домой, – сообщил я ему, едва он выскочил