В Пронске княжил тогда один из внуков Глеба, Кир-Михаил, который был женат на дочери Всеволода Чермного и отказался от участия в походе на своего тестя. Услыхав о приближении грозы, Кир-Михаил удалился к своему тестю; а Пронск после трехнедельной упорной обороны сдался 18 октября, когда граждане изнемогли от жажды, будучи отрезаны от воды. Всеволод отдал город Давиду Муромскому, а сам пошел к Рязани, сажая по городам своих посадников. Не доходя двадцати верст до города, он остановился возле села Добрый Сот и готовился к переправе через Проню. Тут предстали перед ним рязанские послы с повинною головою, Арсений, первый епископ Муромо-Рязанской епархии, отделившейся от Черниговской (с 1198 г.), явился усердным ходатаем за Рязанскую землю и несколько раз присылал сказать Всеволоду: «Господин великий князь, ты христианин; не проливай же крови христианской, не опустошай честных мест, не жги святых церквей, в которых приносится жертва Богу и молитва за тебя; мы готовы исполнить всю твою волю». Всеволод согласился даровать мир рязанцам, но с условием, чтобы они выдали ему остальных князей; затем повернул в свою землю и под Коломной переправился через Оку. Следом за ним спешил епископ Рязанский. Был ноябрь месяц. Сильный дождь, сопровождаемый бурею, взломал лед на Оке. Несмотря на опасность, Арсений переехал реку в лодке и догнал Всеволода около впадения речки Нерской в Москву. Епископ умолял великого князя освободить рязанских князей, но без успеха. Всеволод повторил требование, чтобы присланы были остальные потомки Глеба, и велел епископу следовать за собою. Рязанцы после вечевых совещаний решили на время покориться необходимости; взяли остальных князей с княгинями и отослали их во Владимир.

В следующем 1208 году Всеволод отправил в Рязань сына своего Ярослава, отпустив с ним епископа Арсения; а по другим городам разослал своих посадников. Недолго, однако, рязанцы смирялись перед могущественным соседом. Во-первых, не все князья были захвачены. Оставшиеся на свободе наняли половцев и отняли Пронск у Давида Муромского. Между тем в некоторых городах начались возмущения и даже истребление суздальских дружинников, вероятно, позволявших себе разные притеснения и вымогательства. Жители Рязани вошли в тайные сношения с Пронскими князьями и призвали их на помощь, обещая выдать им Ярослава Всеволодовича. Уведомленный о том, Всеволод немедленно пришел с войском к Рязани; расположился недалеко от города, вызвал к себе сына с рязанскими боярами и лучшими людьми и задержал их. Так как рязанцы вместо изъявления покорности говорили великому князю «по своему обыкновению дерзкие речи», то он приказал жителям выйти в поле с женами, детьми и легким имуществом, а стольный город зажечь. Такой же участи подверглись и некоторые другие места, вероятно, те, в которых произошли возмущения. Жителей разоренных рязанских городов Всеволод разослал по разным местам Суздальской земли; а лучших людей и епископа Арсения взял с собой во Владимир.

Хотя такими жестокими мерами Рязанская земля была усмирена и унижена и управлялась уже суздальскими наместниками и тиунами; но подчинение Суздалю опять продолжалось недолго. Пронские князья не признавали этого подчинения и продолжали свои враждебные действия. Случившаяся вскоре кончина Всеволода III снова изменила суздальско-рязанские отношения. Начавшаяся затем борьба великого князя Владимирского Юрия II с его братом Константином Ростовским побудила первого освободить из плена рязанских князей и их бояр. Отпуская на родину, Юрий одарил их золотом, серебром и конями и утвердился с ними крестным целованием. Этим поступком великий князь Владимирский избавлял себя от лишних забот удерживать в покорности строптивых рязанцев и надеялся, конечно, иметь в них союзников для своей борьбы с старшим братом. Незаметно, однако, чтобы в последующих междоусобиях рязанцы, подобно муромцам, ходили на помощь Юрию против Константина.

Таким образом раздробление и смуты Суздальской земли помогли рязанцам воротить самобытность. Но в свою очередь рязанские князья не замедлили возобновить собственные споры о волостях, споры, которые ознаменовались даже страшным братоубийством.

Это было в 1217 году, когда сыновья Глеба Ростиславича уже все умерли и Рязанская земля была поделена между его внуками. Главный виновник черного дела явился из их среды, именно Глеб Владимирович, который еще десять лет тому назад отличился в качестве одного из двух доносчиков на своих дядей и братьев перед великим князем Всеволодом III. Он, по-видимому, княжил теперь в самой Рязани; но, не довольствуясь старшим столом, замыслил избить родичей, вероятно, для того, чтобы захватить их волости. Заодно с Глебом действует родной его брат Константин. Их злодейский замысел приведен в исполнение с помощью самого наглого вероломства. Глеб приглашает к себе князей на «ряд», т. е. для того, чтобы дружеским образом за чаркой крепкого меду уладить на время бесконечные споры об уделах; подобные съезды были в обычае того времени. Шестеро внуков Глеба Ростиславича, не подозревая западни, явились на его призыв; один из них приходился ему родным внуком, а остальные пять двоюродными. Князья со своими боярами и слугами приплыли на лодках и высадились на берегу Оки, верстах в шести от стольного города на месте, называемом «Исады», где, вероятно, находился загородный княжий двор или содержалась княжая охота. Здесь под тенью густых вязов разбиты были шатры. 20 июля, в день пророка Илии, Глеб пригласил в свой шатер остальных князей и принялся их угощать с видом радушия; а между тем приготовленные слуги и Половцы ожидали только знака, чтобы начать кровопролитие. Когда веселый пир был в самом разгаре и головы князей уже порядочно отуманились, Глеб и Константин вдруг обнажили мечи и бросились на братьев. Все шестеро были убиты; вместе с князьями погибло множество бояр и слуг.

Конечно, в таком гнусном деле главное значение имела самая личность братоубийцы; но многое объясняется также характером времени и края. Надобно представить себе ту отдаленную эпоху, когда волости и старшинство служили предметом жестоких раздоров для князей и поддерживали их страсти в постоянном напряжении. Надобно вспомнить о той грубости нравов, которая еще упорно сопротивлялась благотворному влиянию христианства и оставалась верна своим языческим началам, особенно по соседству с таким дикарями, как Половцы. Незаметно, чтобы эта черная страница Рязанской истории произвела особое впечатление на современников. Летописец начинает свой рассказ обычным воспоминанием о Каине, о Святополке, о дьявольском прельщении и т. п. Затем, едва он успел передать о самом злодеянии, как обращается к другим событиям и забывает сказать о его ближайших последствиях. Мы видим только, что оно не достигло