не одна, а целой семьей или вызвала к себе своих близких впоследствии, может быть, после какого-нибудь несчастного для ее семьи переворота на родине. По крайней мере летопись упоминает о двух ее сестрах: одну из. них Всеволод выдал за сына Святослава Всеволодовича Киевского, а другую — за Ярослава Владимировича, которого держал на столе Великого Новгорода в качестве свояка и подручника. Супруга Ярослава скончалась также во Владимире, еще прежде великой княгини и была погребена в ее же Успенской обители. Вообще у этой гостеприимной Владимирской четы нашла приют и ласку не одна осиротелая или гонимая родственница. Так, под ее крылом провели остаток своей жизни сестра великого князя нелюбимая супруга Осмомысла Галицкого, Ольга Юрьевна, в черницах Евфросиния (скончалась в 1183 г. и погребена во Владимирском Успенском соборе), и вдова брата Михалка Юрьевича, Феврония, двадцатью пятью годами пережившая своего супруга (погребена в Суздальском соборе). Любя полную семейную жизнь, великий князь по смерти первой супруги, очевидно, скучал своим вдовством, и, будучи почти шестидесятилетним стариком, имея уже много внучат, вступил во второй брак с дочерью витебского князя Василька, в 1209 г. Чадолюбивый семьянин, Всеволод III не всегда был благодушным князем в отношении к своим племянникам и, подобно Андрею, не давал им уделов в Суздальской области, в том числе и сыну Боголюбского Юрию. Впрочем, последний, может быть, своим поведением сам вооружил против себя дядю. Русские летописи не сообщают нам ничего о судьбе Юрия Андреевича. Только из иноземных источников мы узнаем, что, гонимый дядей, он удалился к одному из половецких ханов. Тут явилось к нему посольство из Грузии с брачным предложением. В то время на престоле Грузии сидела знаменитая Тамара, после отца своего Георгия III. Когда духовенство и вельможи грузинские искали ей достойного жениха, то один знатный муж, по имени Абуласан, указал им имя Юрия, как на молодого человека, который по своему происхождению, красивой наружности, уму и храбрости был вполне достоин руки Тамары. Вельможи одобрили этот выбор и отправили одного купца послом к Юрию. Сей последний прибыл в Грузию, сочетался браком с Тамарой и первое время ознаменовал себя ратными подвигами в войнах с враждебными соседями. Но потом он изменил свое поведение, предался вину и всякому разгулу; так что Тамара, после напрасных увещаний, развелась с ним и выслала его в греческие владения. Он воротился в Грузию и попытался произвести мятеж против Царицы; но был побежден и снова изгнан. Дальнейшая судьба его неизвестна[21].

Отказывая в уделах племянникам, Всеволод, однако, по отношению к сыновьям не проявлял никаких забот о последующих успехах единовластия. По обычаю старых русских князей он разделил между ними свои земли и даже обнаружил при этом недостаток государственной дальновидности, в чем, несомненно, уступал своему брату Андрею. У Всеволода оставалось в живых шесть сыновей: Константин, Юрий, Ярослав, Святослав, Владимир, Иван. Старшего Константина он посадил в Ростове, где этот умный князь и приобрел народное расположение. Особенно сблизил его с ростовцами ужасный пожар, который в 1211 году истребил большую часть их города, в том числе 15 церквей. Константин в то время пировал во Владимире на свадьбе своего брата Юрия с дочерью киевского князя Всеволода Чермного. Услыхав о несчастии ростовцев, Константин поспешил в свой удел и приложил много забот к облегчению пострадавших. В следующем 1212 году великий князь, чувствуя приближение кончины, послал опять за Константином, которому назначил старший Владимирский стол, а Ростов велел передать второму сыну Юрию. Но тут Константин, отличавшийся дотоле скромностью и послушанием, вдруг оказал решительное неповиновение отцу: он не поехал на двукратный призыв и потребовал себе обоих городов, Ростова и Владимира. По всей вероятности, при этом случае возобновились притязания ростовцев на старшинство, и действовали внушения ростовских бояр. С другой стороны, Константин, может быть, понимал, что для устранения подобного спора двух городов и в видах сильной правительственной власти великий князь должен иметь в своих руках оба этих города. Всеволод сильно огорчился таким непослушанием и наказал Константина тем, что лишил его старшинства, а Владимирский великий стол отдал второму сыну Юрию. Но, сознавая непрочность такого нововведения, он пожелал укрепить его общей присягой лучших людей своей земли; следовательно, повторил почти то же самое, что 25 лет назад сделал его свояк Ярослав Осмомысл Галицкий. Всеволод созвал во Владимире бояр из всех своих городов и волостей; собрал также дворян, купцов и духовенство с епископом Иоанном во главе и заставил этот земский собор присягнуть Юрию как великому князю, которому поручил прочих своих сыновей. Вскоре потом, 14 апреля, Всеволод Большое Гнездо скончался, был оплакан сыновьями и народом и торжественно погребен в златоверхом Успенском соборе.

Предосторожности, принятые великим князем для упрочения его последних распоряжений, оказались тщетными. Нововведение его слишком противоречило укоренившимся обычаям и потому не замедлило сделаться источником смут и междоусобий, которые в свою очередь на долгое время пошатнули политическое могущество Суздальской Руси. Константин Ростовский, по словам летописи, «воздвиг брови с гневом на братию свою, паче же на Юрия». Северо-Восточная Россия по смерти Всеволода III главным образом была поделена между этими двумя братьями. Старший из них и не думал отказаться от своих прав. В происшедшей отсюда борьбе младшие братья также разделились между соперниками: Ярослав, князь Переяславля-Залесского, и Святослав, владетель Юрьева, соединились с Георгием; а Владимир Московский — с Константином. Но Георгий удалил Владимира, предоставив ему Переяславль-Южный, где он вскоре попал в плен к Половцам.

Распря двух братьев и возобновившееся соперничество городов Ростова и Владимира повели к разделению не только политическому, но и церковному или собственно епархиальному. В предшествующую эпоху епископы хотя носили титул Ростовских, но жили преимущественно подле великого князя, т. е. во Владимире-на-Клязьме, конечно, к немалому огорчению ростовцев. Последние воспользовались обстоятельствами, чтобы получить своего особого владыку. Когда епископ Иоанн оставил епископию и удалился в Боголюбов монастырь (1214 г.), то Константин отправил в Киев к митрополиту своего духовника Пахомия, игумена Петровского монастыря, с просьбой посвятить его на Ростовскую кафедру. Митрополит Матвей исполнил просьбу. А Георгий отправил на поставление в Киев Симона, игумена Рождественского монастыря, бывшего духовником его матери, великой княгини Марии, и он был посвящен во епископы Владимиру и Суздалю. Замечательно, что Пахомий и Симон начали свое духовное поприще черноризцами Киево-Печерской обители, которая служила тогда рассадником пастырей Русской церкви. Симон известен еще своей, книжной деятельностью (один из сочинителей Патерика Печерского). Пахомий через два года скончался; северный летописец хвалит его за то, что он не был стяжателем