Но сначала мне нужно привести себя в соответствие — маникюр, педикюр, прическа, эпиляция, косметика. Ну, и одежда, соответственно.
Папа, не жалей вложить в это последние средства. Не позже, чем через две недели, ты получишь все назад с космическими процентами. Вы больше не будете пахать, как до этого — я сдохну, но не позволю! Вы будете жить не хуже, а лучше, чем сейчас, здесь. И не будете чувствовать себя никому обязанными. Я клянусь! И я буду счастлива, обещаю. Это легче сделать, если просто получать от жизни удовольствие, а не зависеть от чувств. И от кобелей. Прости, папа, это не о тебе — ты в курсе. Даже если мой будущий муж будет из этой обоймы, то не любя его, я и страдать не буду из-за этого. Стратегия продуманная, беспроигрышная, выстраданная и обсуждению не подлежит. Хотя хотелось бы одобрения, потому что я вас уважаю и люблю.
Несколько неожиданно прозвучал папин вопрос:
— А зачем тогда билеты на малую Родину?
— А это на случай, если не прокатит здесь. Может случиться так, что все слишком переоценивают мою привлекательность для сильной половины человечества. Тогда элементарно понизим планку. В нашем регионе, я уверена, тоже есть достойные кандидаты в мужья. Тут как вложусь в сроки. Я постараюсь быстрее, но если не успею, то придется отступать в ту сторону. Я же сказала — тут не останусь.
— Аришка, …
— Мама … да, я продаю себя, но только одному мужчине и поэтому это не проституция. И дам немало взамен. Кроме тела, еще и свою верность и ребенка, если захочет, рожу ему или двух.
— Я согласен. Давайте попробуем. Ход неожиданный, конечно. Но, в конце концов, в этом случае выбираешь ты, а не тебя, — совершенно неожиданно выдал папа. Я сначала посмотрела на него с недоверием. Я вообще не ожидала, что он меня поддержит. А тут вдруг так внезапно, так быстро. И я радостно поспешила закрепить нашу договоренность.
— Да, папа, да! Только дай мне крепкое мужское слово, что будешь молчать об этом с Аркадием Ивановичем и его сыном. Ты не заикнешься им об этом моем плане. И ты, мама.
— Даю честное мужское слово, что никому ничего не расскажу. Виктория?
— Боже мой, Витя… Что за бред ты несешь? Вы оба с ума сошли? Ты сломаешь себе жизнь, не говоря уже о том, что просто ничего не получится, потому что вот так, с наскоку… Я вообще соглашаюсь на это только в надежде, что за эти две недели случится что-то такое, что заставит тебя изменить планы. Обещаю, что буду молчать.
— Чудно! Спасибо за понимание и поддержку, родители. Теперь дело за малым — довести красоту до совершенства. И этим мы займемся… дня через два-три. Нужно еще немного окрепнуть. Все-таки я еще слабовата. И руку с перевязи нужно снять. Пока соберу отзывы, сведения о мероприятиях, салонах, магазинах, ну и кандидатах. Постараюсь разумно экономить.
И не расстраивайтесь, пожалуйста. Вы же сами понимаете, что мы здесь непонятно почему и на каких правах. Нужно как можно скорее съезжать. Всем нам неудобно пользоваться щедростью чужого человека, зная, что отплатить за нее нечем. Это моя вина и я постараюсь все исправить.
Обдумывая и готовя свою речь, я даже не надеялась на поддержку родителей, просто собиралась выставить им ультиматум. Мой план и в самом деле выглядел бредово. Но только на первый взгляд. Все окружающие годами убеждали меня, что я очень красивая — и словами, и делами. И я решила поверить им, в конце то концов. И в самом деле, хотя бы попытаться получить от этого моего преимущества хоть какую-то пользу. Для себя и моей исстрадавшейся семьи.
Я не собиралась ложиться на плаху. Просто — найти достойного человека и по мере моих сил постараться сделать его счастливым, если уж они так зацикливаются на внешности. А взамен он обеспечит моей семье нормальную жизнь.
Я хотела не бояться выходить на улицу — у меня будет охрана. Я хотела увидеть мир — это не будет проблемой. Я хотела, чтобы папа и мама не вкалывали за копейки — навкалывались уже. Если для этого придется продать себя — продам. Мне надоело быть жертвой и не хотелось прожить всю свою жизнь за забором, выращивая помидоры. А если выйду за него, получать нож в тело.
Чтобы отрезать себе все пути назад, я впервые за эти годы сняла с шеи ожерелье, подаренное Миром. Я хотела жить, желательно бы с ним, но если это невозможно… Это был серьезный шаг с моей стороны. Все-таки я считала себя его женой, и его любила. Но я родила его ребенка и хотела для дочки хотя бы защиту на будущее. А желательно и безбедную жизнь.
Ярослав… я подозревала, что именно он и есть тот самый другой возможный вариант, о котором мы говорили с Веллимиром. Не зря же меня так тянуло к нему, он нравился мне. И тот наш поцелуй — я же влюбилась, я тоже тогда была, как в бреду и не видела ничего и никого, кроме него и его губ. Я согласилась быть с ним и если бы не то потрясение от известия о споре и не Яна, то и речи не шло бы о Веллимире. А второй поцелуй и дареное ожерелье стерли первую любовь. И именно потому, что я была почти уверена, я боялась того страшного, что мне угрожало от него — его гибели, которая убьет меня физически, а также его предательства, которое убьет меня морально. А он предаст, он уже предал — женится, хотя убеждал, что любит. Значит — врал. Так быстро разлюбить нельзя, даже если не сложилось. Он всегда возникал с очередной девицей, когда бы мы ни встретились, это его образ жизни, его суть — кобель, одним словом.
Я искала Лизку. В
