В общем, жила я почти затворницей, хотя и строила планы на будущую трудовую деятельность. Например, я могла пойти в строительную фирму чертежницей. Здесь была такая, специализирующаяся на постройке коттеджей. И главой ее была женщина, что тоже было важно. Еще можно было пойти учителем рисования в школу. Творить картины я не могла, но рука у меня была твердой, и перерисовать я могла довольно прилично.

Уже и хотелось выползти, наконец, со двора. Мира уже давно ела человеческую пищу, как говорила мама, и подросла. Вполне можно было оставлять ее дома с мамой, если бы я нашла хорошую работу. А то она просиживала в своем музее целые дни за копейки.

Так в один из жарких августовских дней мы сидели с Мирославой в саду. Я вытянула ноги на солнышко, прячась сама в тени, а дочка, одетая в трусики и косыночку, лупила лопаточкой по песочку, политому водой.

За нашим забором зашумел мотор легковой машины, зашуршали шины по раскаленному асфальту, и стало слышно, что она остановилась возле калитки. Папа приехал раньше с работы? Похоже — да. Я с улыбкой смотрела, как мужская рука привычно достает из-за забора задвижку и отодвигает ее в сторону. Калитка открыва-ается и заходит… Ярослав, держа за руку какую-то девушку. Делает пару шагов по дорожке под аркой из винограда, натыкается взглядом на меня и застывает, как и я.

Улыбка медленно сползает и с моего, и с его лица. Мира стучит лопаточкой, и он опускает взгляд на нее. И тут меня отпускает, я выхожу из ступора. Я уже способна ответить на его вопрос:

— Что ты здесь делаешь?

— Живу.

— Почему?

— Позвони, спроси у своего отца. Он все объяснит.

Тут отмирает и девушка, и спрашивает: — Это кто?

Ярослав, не отвлекаясь на ее вопрос, опять обращается ко мне: — Ты здесь одна?

— Почему одна? Количество жильцов прописано в договоре, все официально и законно оформлено.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девица никак не уймется:

— Ярик, ты ее знаешь? Что она тут делает? А как же дом, мы же хотели дикий отдых?

Дикий отдых…? В доме с газом, электричеством, водоснабжением и канализацией, в двух шагах от кучи разных кафе и продуктового магазина? Я с удивлением смотрю на парочку. Хотя-а, если они привыкли жить в пятизвездочных отелях…

Ярослав молчит, а эта зараза опять интересуется: — А это реально — выселить их сегодня? Мы пока могли бы полежать на пляже, искупаться.

Я ответить на это не могу ничего, поскольку права голоса не имею — я здесь не хозяйка. Но вот гадость этой гадюке сделать могу легко, и я ее делаю — поднимаюсь с шезлонга. Поворачиваюсь к ним спиной и снимаю шляпу, чтобы оставить ее на лежбище, как и очки. Из-под шляпы волнистой тяжестью вырываются волосы и падают, закрывая спину до пояса. Я не спеша скручиваю их и закрепляю большой декоративной шпилькой. Купальник на мне — одно название. В нем я подхожу к дочке, поднимаю на руки и, присев, опускаю в корыто с водой — ополоснуть от песка. Поднимаю и опускаю пару раз, оставив трусики в воде. Мира радостно попискивает — она это любит. Заворачиваю ее в большое полотенце и иду в дом. До него шагов десять. За спиной тишина… Закрываю за собой дверь на замок и выдыхаю.

Твою ж налево! Откуда он тут взялся, почему Аркадий Иванович не предупредил о его приезде? Машинально отмываю дочку, вытираю и одеваю в чистую одежду. Похоже, что нервничаю я не зря. Вопрос стоит серьезно — о выселении. Если им нужно жилье, а сейчас гостиницы переполнены, то нас вполне могут и того… Я же совсем его не знаю — способен он на такое или нет? А если для любимой? Девушка была очень даже ничего себе, так что кто его знает?

— Папа, ты можешь говорить сейчас? Нет, послушай, тут такое дело — у нас во дворе Ярослав со своей девушкой. Очевидно, рассчитывали на проживание. Она настаивает на нашем выселении. Он? Я не слышала, ушла и закрылась с перепугу. И что мне делать? А? Сейчас посмотрю… а нет их уже, двор пустой. Папа, что делать будем? Я и не паникую… а как не паниковать, папа? Где жить будем? Ладно, решай. Нет, маме и не собиралась звонить. Пока.

Это называется — переложить проблему на крепкие мужские плечи. Только эти плечи жалко до слез. Он не вылезает со своей работы, постоянно берет дополнительные дежурства, чтобы прокормить нас.

Те деньги, что каждый месяц переводит на открытый для нас счет Аркадий Иванович, мы не трогаем. Это было бы уже слишком. Достаточно того, что он дал нам крышу над головой. Продавать квартиру в родном городе было некогда и страшно, папа наспех собрал одежду и все. Паника была нешуточная — в связи с теми убийствами, угрозой мне. Еще пару раз он ездил за нужными вещами, но в основном здесь уже было все необходимое — мебель, посуда, даже постельное белье и полотенца. И мы так хорошо жили, оказывается, до сих пор…

Уложив дочку спать, я прошлась по дому. Небольшой — всего три комнаты, открытая веранда и кухня с санузлом рядом с ней. Во дворе — летний душ, кабинка уличного туалета в дальнем конце сада и летняя кухня — это здесь принято. Под деревьями в саду, возле летней кухни — стол и две лавки, качели свисают со старой груши. Вот и все, что есть из построек.

Мелкая спит, а я, нарезав винограда, сижу возле открытого окна. Теперь мысли крутятся вокруг Ярослава. Он очень повзрослел, плечи раздались вширь, развернулись как-то. Или это последствия занятий на модных тренажерах? Одет в майку без рукавов и белые шорты. Его девушка — как зеркальное отражение. Блондинка с хвостом на макушке.

Я пытаюсь вспомнить что-то о наших встречах, его признаниях, но опять думаю о Веллимире. Мне и сейчас тяжело без него, а тогда было почти невыносимо. Это было страшное время — с возвращающимися раз за разом приступами жуткой тоски, почти полным упадком сил, угрозой гибели